Возможно, во мне говорит кельтская кровь, это она внушила мне навязчивую идею. А может, дело в том, что наша страна — сама по себе двойственная натура, и дуалистичное представление Шотландии о самой себе живет в ее сыновьях. Но какова бы ни была причина, я чувствую потребность написать о неоднозначности человеческой природы.
«Хайд», Крейг Рассел
Блестящий оммаж Роберту Льюису Стивенсону
«Хайд», роман шотландского писателя, а некогда сотрудника полиции Крейга Рассела, начинается с краткого диалога в сперва безымянном английском прибрежном городе между двумя — также сперва безымянными — персонажами: изможденным писателем и его «коренастым» компаньоном. Писатель сообщает, что с детства был одержим историей «декана» Уильяма Броуди, «известного и уважаемого члена эдинбургского общества днем и свирепого разбойника ночью», скандальной фигуры, занимающей прочное место в шотландской культурной памяти и неотделимой от истории Эдинбурга. «Присутствие» Броуди в Эдинбурге очевидно и до сих пор — оно эксплуатируется порой в самых разных целях, в том числе и неприкрыто коммерческих. Именем Броуди назван паб в Старом городе Эдинбурга, туристической Мекке, там же туристов встречает фигура «декана» почти в полный рост, ему обязаны своим именем как учительница мисс Джин Броуди из уже классического романа Мюриэль Спарк, так и частный сыщик Джексон Броуди из детективного цикла Кейт Аткинсон, Броуди посвящена песня шотландцев Goodbye Mr. McKenzie — Here comes Deacon Brodie. Список можно продолжать долго.
Писатель из пролога заговаривает о Броуди, делясь терзающим его, но пока не воплотившимся желанием написать историю о двойственности человеческой природы. Он пускается в долгое воспоминание о буфете работы Броуди, унаследованном писателем от покойного отца, — подобные артефакты из красного дерева можно было найти во многих домах аристократов викторианской Шотландии. Писатель делится подробностями своих ночных кошмаров о двух Броуди, сливающихся в одного, будто бы склонившегося над детской кроватью — приятная улыбка «дневного» Броуди превращалась в «злокозненную ухмылку» «ночного», а инструменты краснодеревщика гремели в кофре вместе с пистолетом грабителя.
Читатель, знакомый с шотландской литературой и биографией одного из самых известных ее представителей, сразу догадается, о ком идет речь в прологе. Как имя говорящего, так и место действия завуалированы весьма условно. Речь идет о Роберте Льюисе Стивенсоне и прибрежном городе Борнмут в южно-английском графстве Дорсет, где тяжелобольной писатель и его жена Фанни жили с 1884 по 1887 год. Именно тогда Стивенсон написал одни из главных своих произведений. Среди них сборник стихотворений «Детский сад стихов», исторические романы «Принц Отто» и «Похищенный» и, конечно, «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда».
В эдинбургском доме, где вырос Стивенсон, действительно стоял сделанный скандальным Броуди шкаф из красного дерева. Он занимал мысли юного Стивенсона, который, будучи болезненным и нервным ребенком, не так уж часто выходил на улицу (а еще страдал от ночных кошмаров, как и герой расселовского пролога). Однако, если прототип одного из участников вымышленного диалога угадывается без труда, второй представляется позже:
Как имя говорящего, так и место действия завуалированы весьма условно. Речь идет о Роберте Льюисе Стивенсоне и прибрежном городе Борнмут в южно-английском графстве Дорсет, где тяжелобольной писатель и его жена Фанни жили с 1884 по 1887 год.
Книгу можно найти на странице «Эвербука»:
Коренастый человек некоторое время молчал, тоже устремив взгляд на какую-то незримую точку над водой. — Если вам нужен сюжет, — произнес он наконец, — могу кое-что рассказать. И под ярким, но безрадостным борнмутским солнцем Эдвард Хайд поведал хрупкому другу Роберту Льюису Стивенсону свою историю.
Пролог задает сразу несколько линий, последовательно развивающихся в готическом триллере Крейга Рассела, основанном на «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда». Этот текст оказал колоссальное влияние на всю мировую культуру — и совершенно особое влияние он оказал на культуру шотландскую.
Аннотация сообщает, что в романе «нет [доктора] Джекила — есть только Хайд», что формально соответствует действительности. И правда, протагонист романа — капитан эдинбургской полиции Эдвард Хайд, а имя доктора Джекила не фигурирует вовсе. Однако же на деле двоения, дробления, отражения и двойники присутствуют на всех уровнях текста, одновременно представляющего собой и увлекательный детектив, и художественный экскурс в «каледонскую антисизигию» (термин, отсылающий к сосуществованию в шотландской культуре двух противоположных и порой противостоящих друг другу начал).
Как и в прологе, далее в книге персонажи из реальной шотландской истории и их вымышленные соседи будут работать рука об руку. Скажем, вымышленная Келли Берр ассистирует доктору Джозефу Беллу, прототипу Шерлока Холмса, прославленному эдинбургскому хирургу, заменяя на этом посту сэра Артура Конан Дойла, отправившегося в Англию ради литературной карьеры, но обещавшего упомянуть учителя в одном из рассказов. Общее между этими вымышленными персонажами и реальными людьми одно — они сыграли значимую роль в эдинбургской истории, от незримо присутствующего призрака Броуди до прославленной «эдинбургской семерки».
Капитан Эдвард Генри Хайд в этой ситуации оказывается, с одной стороны, вариацией на тему персонажа из стивенсоновской новеллы, а с другой — персонажем совершенно новым и самостоятельным. Расселовский детектив — это не пастиш, предлагающий вариацию на тему классической повести, а увлекательное и стилистически выверенное исследование тем и образов, составляющих неотъемлемую часть шотландской литературы (и не только ее). «Это не пересказ истории Стивенсона», — подчеркивает Рассел в интервью порталу Books from Scotland. По его словам, это «история происхождения» (origin story), объединяющая все, что вдохновляет его как автора: противоречия идентичности, психология, история, мифы и легенды. «Каждый писатель», считает Рассел, «исследует сложности, парадоксы и противоречия собственного культурного и исторического бэкграунда».
Эдинбург — идеальное место преступления
Крейг Рассел изначально завоевал читательское признание совсем не историческими триллерами, а циклом о современном гамбургском полицейском Йене Фабеле. «Гамбургский» цикл был переведен на 23 языка и принес автору «полицейскую звезду» (Polizeistern) от гамбургской полиции, которой как правило удостаиваются только немцы. На сегодняшний день цикл насчитывает семь книг, самая ранняя из которых была опубликована в 2005 году. Однако и в фабелевских романах есть заметный шотландский след. Фабель — наполовину шотландец, он говорит на диалекте, который, по признанию самого Рассела, близок к раннему скотсу, а сам Гамбург — опять же по признанию автора — кажется ему «самым британским городом Европы за пределами Великобритании». Кроме того, цикл намечает интерес автора к историко-мифологическим сюжетам и готической литературе, которые Рассел разовьет позднее.
Уже снискав славу автора гамбургских детективов, в 2009 году Рассел начал работать над циклом о частном сыщике Ленноксе, работавшем в Глазго 1950-х. Эта серия книг вызвала похвалу коллег по писательскому цеху, включая таких именитых авторов, как Иэн Рэнкин и Кристофер Брукмайер. В отличие от серии про Фабеля этот цикл следует несколько другой традиции, отсылая нас скорее к американскому «крутому детективу».
«Хайд» же входит в число самостоятельных, внецикловых исторических триллеров Рассела, активно заигрывающих с мифологическими/фольклорными сюжетами. В 2021 году «Хайд» принес Расселу «Премию Макилванни» (The McIlvanney Prize). Эта награда ежегодно вручается за лучший шотландский детективный роман года во время фестиваля Bloody Scotland, который проходит каждую осень в шотландском Стерлинге. На сегодняшний день Рассел остается единственным автором, удостоившегося премии дважды (первый раз в 2017 году, за роман из цикла о Йене Фабеле).
Разумеется, Рассел — далеко не единственный автор детективов, осознающий привлекательность шотландской столицы как сеттинга для готического триллера — тем более, исторического триллера. Исторический детектив представляет собой разнообразную и активно развивающуюся ветвь шотландской литературы. Эдинбург викторианской эпохи, окруженный специфической мрачной мифологией, нередко становится выбором писателей. Скажем, в викторианский Эдинбург помещают действие своих романов Кристофер Брукмайер и Мариса Хэцмен, пишущие под коллективным псевдонимом Амброуз Перри.
Разумеется, Рассел — далеко не единственный автор детективов, осознающий привлекательность шотландской столицы как сеттинга для готического триллера — тем более, исторического триллера.
Читайте также
В Эдинбург помещает свои сюжеты и Оскар де Мюриэл. Вдохновившись своими поездками в Шотландию, де Мюриэл, мексиканец по происхождению, понял, что Эдинбург — идеальное место для романов о преступлениях. Вообще, представление об Эдинбурге как об идеальном месте преступления чрезвычайно расхоже и неоднократно обсуждалось самыми различными авторами. Так, например, на Эдинбургском книжном фестивале 2023 года прошла секция Tales of Two Edinburghs. Разговор на ней шел между двумя детективными писательницами Клэр Эскью и Кейт Фостер. Они представили новые (и совершенно разные) романы — один рассказывал о современной эдинбургской следовательнице Хелен Берч, а другой был основан на реальном преступлении XVII века. Несмотря на хронологический разрыв между двумя текстами, обе книги объединены, как мы понимаем, местом действия. К тому же и Эскью, и Фостер честно признались, что Эдинбург занимает в их творчестве совершенно особое место.
Разумеется, культовая новелла Стивенсона также не раз становилась объектом интерпретаций самого различного толка: от пастишей про доктора Джекила и Джека Потрошителя до мультфильмов Looney Tunes. Однако разговор о романе Рассела требует дополнительного комментария.
В торжественной речи, приуроченной к вручению писателю награды за «Хайда», Айо Онатаде описывает роман как «фантастическую книгу с готическим фоном, которая затягивает и возвращает читателя назад к шотландским корням создателя Джекила и Хайда, Роберта Льюиса Стивенсона (курсив автора — МК)». Это важная деталь: когда к сюжету Стивенсона обращаются авторы-шотландцы, для них принципиально важно вернуть Джекила и Хайда «домой».
Так, признанный «король Тартан Нуара» Иэн Рэнкин и вовсе рассчитывал сделать свой первый роман (из чрезвычайно успешного цикла об эдинбургском полицейском Джоне Ребусе) современной интерпретацией на тему истории Джекила и Хайда. Впрочем, после он также неоднократно возвращался к джекил-хайдовским мотивам как на уровне сюжета, так и на уровне портрета города. А еще Рэнкин полагал, что в первом (уничтоженном) варианте «Странной истории…» действие происходит вовсе не в Лондоне, а в Эдинбурге.
Во мнении о том, что за образом туманного поздневикторианского Лондона в «Странной истории…» на самом деле скрывается шотландская столица, родной город Стивенсона, единодушны многие читатели и интерпретаторы повести — далеко не только авторы детективов. Например, в 2023 году на Эдинбургском кинофестивале Хоуп Диксон Лич представила свою экранизацию «Странной истории…», перенеся место действия из Лондона в Эдинбург. Это решение, по мнению Диксон, Стивенсон бы одобрил: «Если вы читали [повести], улицы, описанные Стивенсоном, очевидно, совсем не Сохо; очевидно, это Эдинбург».
Противоречивый мир Шотландии
Рассуждая об очевидном и продолжающемся подъеме шотландского детектива, Рассел за много лет до своей работы над «Хайдом» заметил: «...в шотландской природе есть что-то, настроенное на сосуществование тьмы со светом… Я думаю, в Джекиле и Хайде есть что-то, что могло бы быть написано только шотландским автором…»
Подобное заявление можно с уверенностью применить и к роману самого Рассела. Как готическая, так и детективная литература неразрывно связаны с вопросами истории и географии. Место действия диктует особенности преступления; «страшное», как правило, уходит корнями в прошлое — в том числе и прошлое города, региона, нации. По словам шотландского писателя и драматурга Алана Биссета, «[что-то] преследует границы шотландского воображения… Возможно, это шепот истории, боли, феодализма, легенды, все эти вещи или ни одна из них, но, несомненно, литература Шотландии — литература, как призрак преследующая сама себя, находящаяся в бесконечно готическом состоянии». Вообще, метафоры, так или иначе связанные с призрачным «преследованием», зримым и незримым присутствием прошлого, очень часто сопутствуют разговору о Шотландии и ее литературной традиции.
Обсуждая практически любой текст, действие которого происходит в Эдинбурге, сложно обойтись без несколько клишированного уподобления города литературному персонажу. Согласно расхожему представлению, продолжающему существовать со стивенсовских времен, джекил-хайдовская природа неизменно сопутствует Эдинбургу, «городу с раздвоенной личностью», само устройство которого было и есть насквозь контрастно.
Как готическая, так и детективная литература неразрывно связаны с вопросами истории и географии. Место действия диктует особенности преступления; «страшное», как правило, уходит корнями в прошлое — в том числе и прошлое города, региона, нации.
Читайте также
Истории Эдинбурга Крейг Рассел уделяет не меньше внимания, чем детективному сюжету (распутыванию цепочки зловещих убийств, которые напоминают кровавые кельтские ритуалы) и стремлению Эдварда Хайда расшифровать природу собственных ярких галлюцинаций и провалов в памяти. Объясняться эти приступы могут чем-то куда более мрачным, чем эпилепсией, хоть в этой версии его и пытается убедить близкий приятель, доктор Портеус.
Описание Эдинбурга постоянно сопровождается аккуратно вводимыми в сюжетную канву историческими справками. Постоянно обращаясь к самым разным составляющим шотландской истории, Рассел, с одной стороны, подмигивает читателям уже знакомым с этим краем, с другой — «открывает» Шотландию мировой аудитории. «Королева» шотландского детектива Вэл Макдермид характеризует свое творческое кредо как «описывать собственную страну будто для незнакомцев», и подобным девизом мог бы воспользоваться и Рассел, несомненно, ориентированный на международную (и географически разнообразную) аудиторию.
В подобных околоэнциклопедических вставках мифологические экскурсы соседствуют с историей районов Эдинбурга. Маршруты передвижений Хайда по столице вполне картографичны, так что они позволяют читателю мысленно или буквально воссоздать их и в современном городе, сравнивая настоящее и прошлое шотландской столицы. Зеленая и живописная Дин Вилладж, теперь включенная в фонд наследия ЮНЕСКО, предстает у Рассела грязным и неприглядным рабочим районом, богемный Стокбридж оказывается своего рода лимбом — чертой между респектабельным Новым городом и опасным портовым Лейтом.
Разумеется, роман Рассела — это не учебник городской истории, а эффектный, завораживающий и убедительный способ познакомить читателя с разными гранями шотландской столицы, выдающий серьезную работу автора с историческими (и мифологическими) источниками.
Готика и детектив, а также их сплавы во многом построены на игре явного и скрытого, фасада и изнанки, видимого и нет. Роман Рассела от начала до конца построен на соположение темноты и света во многих — как в переносном смысле (сосуществование полярных сущностей внутри единого целого — будь это тело человека, город или даже целой страны), так и вполне буквальном. Рассел берет характерный для готической традиции прием и заостряет его до предела, максимально ярко иллюстрируя представление о том, что Эдинбург безупречно справляется со своей ролью сеттинга для литературы о тайне. Автор искусно сочетает описание зловещих ноктюрных городских пейзажей с топографической точностью локаций, почти неизменно сопровождая описание маленькой образовательной справкой.
Городом уже завладела безлунная ночь — сползла по склонам Маунда, просочилась в бойницы и амбразуры замка, соскользнула вниз, в Старый город, запустила пальцы в тесные кривые закоулки и сведенные судорогой тупики. В Новом городе она угрюмо льнула к высоким и широким окнам домов богачей, слоняясь по изогнутым дугами просторным улицам. Но нигде ночь, словно обладавшая некой темной силой тяжести, не казалась столь густой и черной, как над лощиной, которая несла чистую воду с вершин Пентландских холмов через весь город туда, где она превращалась в бурлящую грязную пену, иссеченную зыбкими тенями мельниц, что выстроились рядами на берегах реки Лейт.
Видимое и скрытое здесь проявляются не только на уровне туманных улиц и безлунных ночей, образе зла, скрывающемся за фасадом роскошного особняка или в одном из многочисленных эдинбургских закоулков. Персонажи размышляют и о другой грани Эдинбурга — его подземельях, которые в некоторых легендах разрастаются чуть ли не до размеров целого города, скрытого от любопытных глаз. Получается, что Эдинбург существует как бы в двух реальностях — точно так же, как и сам Хайд.
Она слышала, что в Эдинбурге — под Эдинбургом — есть тайные места. Поговаривали, вся земля под городом изрыта туннелями и катакомбами; секретные ходы и пещеры, дескать, протянулись незримыми пальцами от Гилмертонской бухты и зарылись глубоко в недра. Во время эпидемии чумы целые переулки, тупики и даже улицы здесь замуровывали, обрекая зараженных на вечную тьму, а потом строили поверх новые кварталы. Эдинбургские легенды гласили, что в подземельях города скрываются банды головорезов, расхитители гробниц и насильники.
Эдинбург помогает Расселу то противопоставлять, то смешивать будто бы сложно сочетаемое: «город науки», центр медицинского прогресса империи, становится городом призраков, где оживают легенды о черном псе, предвестнике смерти, и совершаются древние ритуалы. В «реальность» Эдинбурга и рабочую рутину Хайда вклиниваются эти зловещие проявления «другого мира», благодаря чему повествование приобретает галлюцинаторно-сомнамбулический характер.
В том числе благодаря этому роман Крейга Рассела получился столь притягательным и затягивающим. Он может быть интересен читателям с самым разным культурным бэкграундом: от любителей Шотландии до поклонников остросюжетных детективов.
Фотграфии: www.pexels.com
