Меня всегда удивляют биографии людей, которые родились во второй половине девятнадцатого века и смогли прожить долгую жизнь. Как-то это не умещается в голове. Вот мир, где живы Толстой и Чехов, где недавно еще был Гоголь, где до Пушкина рукой подать, и ты в этом мире растешь, взрослеешь, заучиваешь его правила и думаешь, что по этим правилам будешь жить до конца. А потом все резко меняется, рушится, и приходится так или иначе от этого мира бежать, забирая с собой чемоданы ненужных вещей, теряя по дороге дневники и воспоминания, спасаясь и спасая. И умираешь уже в середине двадцатого века, в совсем другой стране, в другом мире, и понимаешь (или не понимаешь), что успел прожить несколько жизней, в которые уместилось и то, навсегда ушедшее, и это — новое, до которого рукой подать уже нам. Мне странно думать, что, когда умерла Ахматова, моей бабушке было 13 лет.
Известная ведьма
Одной из таких долгожительниц была Зинаида Гиппиус. Она родилась 20 ноября 1869 года в Белеве, а умерла 9 сентября 1945 года в Париже. Всего лишь 75 лет, но ощущение — бесконечной жизни, какой-то алхимии, путешествия во времени. Что, впрочем, в случае с Гиппиус было бы неудивительно — она ведь известная ведьма.
Ведьма, Сатанесса, Белая Дьяволица, Декадентская Мадонна, Злая Оса, Гиппиусиха — так называли ее современники.
«Странное это было существо, словно с другой планеты. Порой она казалась нереальной, как это часто бывает при очень большой красоте или чрезмерном уродстве. Кирпичный румянец во всю щеку, крашенные рыжие волосы, имевшие вид парика… Одевалась она сложно: какие-то шали, меха — она вечно мерзла, — в которых она безнадежно путалась. Ее туалеты были не всегда удачны и не всегда приличествовали ее возрасту и званию. Она сама из себя делала пугало. Это производило тягостное впечатление, отталкивало», – пишет секретарь и хранитель архива Гиппиус.
На помеле, в ступе, дребезжа прозрачными осиными крылышками, Зинаида Гиппиус перелетела из одного века в другой, рассыпая по пути то ли угли, то ли звезды, то ли пыльцу.
Читайте также
На помеле, в ступе, дребезжа прозрачными осиными крылышками, Зинаида Гиппиус перелетела из одного века в другой, рассыпая по пути то ли угли, то ли звезды, то ли пыльцу. Читаешь биографию того или иного поэта Серебряного века — и обязательно находишь какую-нибудь историю с Гиппиус. Тут помогла, там подсказала, здесь надсмеялась, того выгнала с позором — никого не упустила, никто не смог пройти мимо. Выдающимся поэтом Гиппиус называть нельзя (особенно учитывая окружение), прозаиком — тоже. Но как же, ничего значительного, кроме дневников, не написав, она смогла стать ярчайшей литературной фигурой Серебряного века? Колдовство — не иначе.
Странная парочка: Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский
В 1888 году в Боржоми Гиппиус встретилась с Дмитрием Мережковским, который на тот момент уже выпустил книгу стихов, был достаточно известным поэтом и путешествовал по Кавказу. Встречу эту оба считали мистической — шутка ли, после нее они не расставались пятьдесят два года. Через несколько дней Мережковский сделал предложение, венчание прошло тихо, практически без гостей. Сразу после Зинаида Николаевна пошла к себе домой, а Дмитрий Сергеевич — в гостиницу. Парочка эта была странной.
«Зинаида Николаевна не другой человек, а я в другом теле», — писал Мережковский Розанову.
«Мы — одно существо», — доказывала Гиппиус знакомым.
Они всегда подчеркивали, что отношения между ними только духовные, никакой плоти, максимум поцелуй. Подчеркивание это, естественно, порождало массу вполне предсказуемых слухов.
Спустя пару лет после свадьбы Гиппиус влюбляется в поэта-символиста Николая Минского. И если для Минского это была настоящая страсть, то для Гиппиус, судя по ее письмам, это было скорее что-то рассудочное, что-то придуманное, искусственное. «Я влюблена в себя через него», — говорила Зинаида Николаевна.
В 1895 году у Гиппиус начинается роман с критиком Акимом Флексером, который первый и напечатал ее стихи. Но тут тоже нельзя говорить о какой-то настоящей любви, здесь снова спрятана некая интеллектуальная игра.
«Подумайте только: и Флексер, и Минский, как бы и другие, не считают меня за человека, а только за женщину, доводят до разрыва потому, что я не хочу смотреть на них как на мужчин, — и не нуждаются, конечно, во мне с умственной стороны столько, сколько я в них».
Есть легенда, что Гиппиус собирала ожерелье из обручальных колец, подаренных ей влюбленными мужчинами. Ведьма должна быть холодной.
Читайте также
Писательница Нина Берберова говорила про Гиппиус, что та еще в молодости построила между сознанием и чувством непроницаемую стену, перевязала узлом нить, ведущую от ума к сердцу, и только в редкие минуты слабости оплакивала эту свою раздвоенность. Возможно, поэтому стихи ее, совершенные по форме, так и не дотянулись до настоящей поэзии. Возможно, поэтому все романы и влюбленности прятались в сложных формулировках, раскладывались по полочкам и ограничивались легким флиртом. Есть легенда, что Гиппиус собирала ожерелье из обручальных колец, подаренных ей влюбленными мужчинами. Ведьма должна быть холодной.
Религиозный мыслитель Николай Бердяев писал: «Меня всегда поражала ее змеиная холодность. В ней отсутствовала человеческая теплота. Явно была перемешанность женской природы с мужской, и трудно было определить, что сильнее».
Бесконечные маски: Антон Крайний
Ведьма должна уметь перевоплощаться. Начинающие литераторы страшно боялись Антона Крайнего, рецензии которого отличались особой ядовитостью и резкостью. Гиппиус не хватало самой себя, ей необходимо было надевать маски, менять голоса, прятаться под чужими именами — обычно мужскими.
Ведьма должна пугать. Ирина Одоевцева пересказывала историю: мол, однажды за обедом Гиппиус сидела рядом с длиннобородым иерархом церкви, и тут ей стало скучно.
— Подают все одно и то же. Опять телятина! Вот подали бы хоть раз жареного младенца!
Иерарх побагровел, поперхнулся и чуть не задохся от возмущения. И больше рядом с Зинаидой Николаевной не садился — боялся.
В начале двадцатого века Гиппиус была знаменитостью и обладала достаточным влиянием, чтобы делать знаменитостями других. Их с Мережковским квартира в доме Мурузи (на углу Литейного проспекта и Пантелеймоновской улицы) стала местом притяжения для поэтов, писателей, философов, религиозных и политических деятелей. Гиппиус стала хозяйкой «салона», его живой душой, вдохновительницей и ориентиром. «Здесь воистину творили культуру. Все здесь когда-то учились», — писал Андрей Белый о салоне Зинаиды Николаевны.
Гиппиус стала хозяйкой «салона», его живой душой, вдохновительницей и ориентиром. «Здесь воистину творили культуру. Все здесь когда-то учились», — писал Андрей Белый о салоне Зинаиды Николаевны.
Читайте также
С 1901 по 1903 год в квартире проводились религиозно-философские собрания, где интеллигенция и богема встречались за одним столом с действующими служителями церкви, преподавателями и студентами Духовной академии. Споры, дискуссии, доклады, отчеты обо всем этом в журнале «Новый путь» — я читаю их и удивляюсь тому, как люди того времени ценили собственную мысль и как плотно они над этой мыслью работали. В конце концов собрания запретил Синод — нечего шабаши устраивать, тут вам не Лысая гора.
Лорнетка Зинаиды Гиппиус
Если сводить образ Зинаиды Гиппиус к одному предмету, то предметом этим окажется, конечно, ее знаменитая лорнетка — маленькие круглые очки, по необходимости подносимые к глазам. Сквозь эту лорнетку она смотрела на каждого, каждого подробно и долго изучала. Взгляд этот иногда был даже навязчивым, неуместным, унижающим собеседника. Вера Берберова в своем предисловии к изданным дневникам Гиппиус писала:
«Она каждого встречного немедленно клала, как букашку, под микроскоп, и там его так до конца и оставляла <…> Под микроскопом лежали и Иван Петрович, и Петр Иваныч, и Борис Викторович, короткое время находился там и А. Ф. Керенский, и всю свою долгую жизнь — Д. В. Философов. Лежал Бунин (скоро ей прискучивший) и даже его жена. Лежали под микроскопом поэты Петербурга начала нашего столетия, и поэты парижской эмиграции. И страстно любопытствуя о человеке, она, с неостывающим пылом молодости (до 75 лет!), вкривь и вкось, часто неверно, часто предвзято, судила его и о нем, по принципу „кто не с нами, тот против нас“».
Под микроскоп этот стремился попасть каждый начинающий литератор. Заручиться ее поддержкой было важным этапом карьеры. Блок обязан Гиппиус своей первой публикацией. Она поддерживала Мандельштама и написала рецензию на стихи еще неизвестного тогда Есенина. Конечно, сознавая свое могущество, она не могла отказать себе в удовольствии потроллить какого-нибудь перепуганного поэта.
Блок обязан Гиппиус своей первой публикацией. Она поддерживала Мандельштама и написала рецензию на стихи еще неизвестного тогда Есенина.
Читайте также
« — Что у вас за странные гетры? — спросила Зинаида Николаевна, рассматривая ноги Есенина через лорнет.
— Это валенки, — ответил Есенин», — рассказывает Шкловский в статье «Современники и Синхронисты».
Иногда эта подчеркнутая надменность мешала Гиппиус увидеть важное. Так, например, их встреча с Гумилевым прошла совершенно бессмысленно. Они просто не поняли друг друга. Гумилев почитал стихи, Гиппиус сказала что-то остроумное, покривлялась — и все разошлись.
В «Окаянных днях» Бунин пишет:
«Дочитал Гиппиус. Необыкновенно противная душонка, ни одного живого слова, мертво вбиты в тупые вирши разные выдумки. Поэтической натуры в ней ни на йоту».
Прекрасная дама
Так что же заставило позже, в 1945 году, этого же самого Бунина, который боялся смерти и на похороны никогда не ходил, плакать у гроба Зинаиды Николаевны? Чем таким она обладала, какое творила волшебство?
Может быть, Гиппиус была той самой прекрасной дамой, по которой сходил с ума Серебряный век? Странная, ни на кого не похожая, холодная, преданная, не терпящая полумер, та самая с портрета Бакста, похожая на осу, не женщина, не мужчина, дышащая духами и туманами — прекрасная.
Ведьма должна уметь умереть. Зинаида Гиппиус умерла 9 сентября 1945 года, ровно через неделю после окончания Второй мировой. Она пережила две войны, две революции, миграцию, мужа, увидела и запомнила всех, все сформулировала и записала, дождалась окончания самого страшного, прожила неделю — и все. И думаю, что эту ведьму пустили в рай.
