— А ты знаешь, почему у нас школа носит имя Гюго?
— Потому что он здесь написал «Отверженных»?
— Ого! Да у нас тут умник завелся! Ты что, книгу читал?
— Нет, на сайте увидел.
Этот разговор происходит между двумя полицейскими, персонажами фильма Ладжа Ли «Отверженные» (2019) о проблемах парижских пригородов. Стражи порядка объезжают окрестности города Монфермей, где разворачивается действие романа. Гюго здесь не жил, а бывал пару раз проездом. Но сохранился источник, куда ходила за водой Козетта, ныне переделанный в фонтан, и теперь федерация пеших прогулок — а это одно из любимейших времяпрепровождений французов — предлагает трехчасовой маршрут по местам знаменитого писателя.
Когда-то Монфермей был нищей окраиной Парижа. Сегодня здесь живут другие «отверженные» — потомки выходцев из стран Магриба, которые убеждены: роман французского классика и о них тоже. В этом городе было создано движение по защите прав мигрантов: на демонстрациях они часто повторяют цитату из Гюго: «Полиция везде, справедливости нет нигде».
Этот же лозунг — часто не подозревая о его авторе — выкрикивают на протестных выступлениях по всей Франции. Гюго давно уже не школьный классик. Как недавно писала газета Libération, «избирательная кампания в нашей стране по-настоящему начинается, когда кандидаты принимаются листать собрание сочинений Гюго и отыскивать там подходящие цитаты». Гюго для современной Франции, как Толстой для России: писатель-мыслитель, автор, чьи интересы выходили далеко за рамки стилистических упражнений. Только идеи Гюго были в гораздо большей степени воплощены в жизнь, хотя по-прежнему продолжают вдохновлять и вызывать споры.
Европейская мечта
Гюго первым наметил контуры будущего Евросоюза. Еще в 1849 году он призвал создать объединенный парламент для всех европейских государств, мечтал об «Объединенных штатах Европы», где была бы свобода передвижения и единая валюта. «Придет день, когда война между Парижем и Лондоном, Петербургом и Берлином станет так же невозможна и невообразима, как сегодня она кажется невозможной и невообразимой между Руаном и Амьеном, — заявляет Гюго. — Придет день, когда вы, Россия, Италия, Англия, Германия и все остальные нации континента, не теряя вашей славной индивидуальности, составите высшее единство и европейское братство».
Гюго одним из первых говорил о необходимости отмены смертной казни. Об этом его — в двадцатисемилетнем возрасте написанный — роман «Последний день приговоренного к смерти», а еще множество статей и публичных выступлений в защиту осужденных. Ни одного не пощадили, всех повесили, но речи Гюго и в то время мало кого оставляли равнодушным — и не будет преувеличением сказать, что, если сегодня количество стран, где смертная казнь еще применяется, не превышает двух десятков, во многом это заслуга писателя. Опыт по проживанию чувств приговоренного к смерти повторит позднее еще один французский автор, Альбер Камю, в романе «Посторонний». Он тоже не побоится встать на место человека, которому предстоит прожить ночь, зная, что утром наступит смерть.
Гюго одним из первых говорил о необходимости отмены смертной казни. Об этом его — в двадцатисемилетнем возрасте написанный — роман «Последний день приговоренного к смерти».
Читайте также
Во Франции смертная казнь была отменена в 1981 году, почти через сто лет после смерти Гюго. Однако писателю посчастливилось увидеть, как сбывается другая его мечта — об обязательном бесплатном и всеобщем образовании. Гюго говорил о необходимости выведения школы из-под власти католической церкви еще в 1850-е. Потребовалось каких-то 30 лет, чтобы его призыв был услышан.
«Я не ел шесть дней»
Наконец, Гюго первым имел смелость заявить, что нищета не фатальна, что неравенство не следствие естественного порядка вещей. Крайняя бедность может и должна быть искоренена. Интересно, что слова Гюго о нищете сегодня можно найти не только в пыльных архивах, но и на красиво оформленных роликах в YouTube, у которых сотни тысяч просмотров. «Вы полагаете, вы что-то сделали? — обращается поэт к почтенным депутатам в 1849 году. — Да ничего вы не сделали, пока народ продолжает страдать. Пока те, кто хочет работать, не могут найти работы. Пока старики, которые больше работать не могут, не имеют крова». В то время в Париже слова «je ne mange pas six jours» («я не ел шесть дней») не смешная шутка, а объективная реальность для многих жителей. Гюго в своей речи приводит пример человека, умершего после вынужденного многодневного голодания. Писатель призывает депутатов приложить всю волю и ум для устранения этого бедствия. И сам же первым подает пример.
Его «Отверженные» — лихо закрученный детектив и роман-эпопея, где очень много страниц о любви: мужчины — к женщине, отца — к дочери, человека — к своим ближним.
Читайте также
Его «Отверженные» — лихо закрученный детектив и роман-эпопея, где очень много страниц о любви: мужчины — к женщине, отца — к дочери, человека — к своим ближним. Это продолжение «Божественной комедии» Данте, только тот «писал о нижнем аду», куда отправляются души после смерти, а Гюго, по его собственным словам, писал о «верхнем», земном, где они живут сейчас. «Данте живописал проклятых. Я же пишу о людях», — скажет автор. Его каторжники, проститутки и воры — как в стихотворении Цветаевой — на тысячах страницах романа «нищенствуют и княжат», совершают преступления и проявляют благородство, грабят и мародерствуют, прощают врагов и добровольно идут на муки. Гюго, известный своими антиклерикальными выступлениями, написал, пожалуй, самый евангельский роман французской литературы. От него с удивлением отстранились представители левого фланга, но и правые вынуждены были признать, что таких священников — как герой романа Бьенвеню, спасший от ареста беглого каторжника, который его обворовал и предал, — просто не существует.
«Отверженные»: опасная книга
«Отверженных» критиковали за «нереалистичность персонажей», а еще за «социальность» и «мелодраматичность». Не роман, а политический памфлет. Флобер заявил, что это произведение «для мерзавцев-католиков и социалистов», написанное «намеренно низким стилем», и недоумевал, с какой стати Гюго вздумалось так «льстить народу». Поэт Ламартин, давний друг писателя, счел книгу «опасной». «Это произведение вызовет страх у счастливых и разбудит ненужные надежды у несчастных», — заявил он. Ламартин и его многочисленные единомышленники не понимали, почему Гюго хотел вызвать у них сострадание к падшей женщине, матери Козетты, и к опасному рецидивисту Жану Вальжану. Разве не сами они виновны в своей участи? И разве добрые граждане не обязаны сделать все возможное, чтобы оградить себя от их влияния?
Флобер заявил, что это произведение «для мерзавцев-католиков и социалистов», написанное «намеренно низким стилем», и недоумевал, с какой стати Гюго вздумалось так «льстить народу».
Читайте также
Герой Гюго способен к покаянию и внутренней трансформации. Ламартин — как и значительная часть французского общества — считает это невозможным. Интересно, что победа в этом споре останется за Гюго. В 2016 году в исправительном заведении города Рео в южном пригороде Парижа состоится выставка, посвященная роману «Отверженные». В тюремных стенах будут представлены оригиналы рукописей, старинные фотографии и картины из дома-музея Гюго. Выбор экспонатов осуществят заключенные, они же разработают концепцию выставки и будут водить по ней экскурсии. Содействие им окажут музейные сотрудники — потому что, как уточнит директор отдела документов Венсан Жиль, «культура не должна замыкаться на самой себе». А человек, склонный к разрушению, все равно сохраняет способность к созидательному действию.
Народная азбука
Современники Гюго из числа интеллигенции не могли принять эту точку зрения. Зато рабочие покупали роман в складчину и знакомились с текстом по очереди. «Отверженные» превратились в народную азбуку: по этой книге французы учились читать. Герои этой «дурно скроенной» книги, «напичканной нелепицами», — чего только ни писали критики — немедленно стали частью мировой культуры. Так, чтобы выразить сочувствие мигрантам в Кале, Бэнкси в 2016 году нарисует на лондонской кирпичной стене Козетту, плачущую от газа, пущенного ей в глаза.
Персонажи Гюго, возможно, недостаточно реалистичны, но они удивительно поэтичны. «Отверженные» — это еще и поэма в прозе: лирическое начало здесь выражено не в языке, а в силе образов. «Отверженные» — не теорема о вреде бедности. Гюго не столько объясняет и доказывает, сколько волнует и возмущает. Его роман — как стихотворение — обращается в первую очередь к чувству и воображению. Его героев легко представить, они мгновенно вызывают сострадание, неприязнь или восхищение, а некоторые страницы романа трудно воспринимать без слез. «Отверженные» — это еще и особенный опыт чтения: текст романа вызывает сильные переживания и, как и любое по-настоящему талантливое произведение, дает ощущение, что эта история написана о тебе.
Последний аргумент градозащитника
Умение создавать объемные миры со множеством ярких персонажей Гюго демонстрирует и в романе «Собор Парижской Богоматери». Это еще одна книга-памятник, которая, как первоклассная компьютерная игра, вдохновляет художников, музыкантов и мультипликаторов вновь и вновь проходить ее уровни. И Эсмеральда, и Квазимодо возвращаются на улицы Парижа на сценах музыкальных спектаклей, экранах фильмов, страницах графических романов. «Собор Парижской Богоматери» Гюго написал на 30 лет раньше «Отверженных», но и тогда его совершенно не интересовало искусство ради искусства. Автор создал вокруг древней церкви мифическое пространство, чтобы спасти ее от разрушения.
Гюго одним из первых во Франции высказывает мысль о ценности исторического наследия и необходимости его сохранения. В то время это соображение совсем не выглядело само собой разумеющимся, идеи исторической реставрации еще не получили распространения. Памятники поновляли по современной моде и не видели в этом ничего дурного. Собор Парижской Богоматери внутри и снаружи покрывали известкой, чтобы здание выглядело аккуратным. Эту практику Гюго назвал «пинком осла умирающему льву», а реставраторов сравнивал с «гусеницами, вгрызающимися в старый дуб». Написав роман о соборе, Гюго словно даровал ему вечных стражников, обеспечил защиту на многие годы вперед. Как что-то менять в здании, где из-за колонны на вас внимательно смотрит суровый Фролло, рядом с горгульей сидит Квазимодо, а где-то под крышей прячется Эсмеральда? Гюго дал еще и самый действенный рецепт поколениям будущих градозащитников: чтобы спасти здание от сноса, нет ничего эффективней, чем написать о нем гениальный роман.
«Собор Парижской Богоматери» — это еще и полет на воображаемом дроне над городом, в котором пока нет Лувра, но есть Бастилия, а на месте нынешнего торгового центра Ле-Аль — двор чудес, где обитают бродяги и воры.
Читайте также
Печатное слово — которое выражало мысль точней и однозначней, чем витражи, колонны и статуи, — чуть было не уничтожило собор. Но оно же его и спасло. Роман Гюго вызвал всеобщий интерес к готическим памятникам, а вскоре была создана и первая комиссия по их защите. Читателям было сложно не увлечься старинной архитектурой, ведь средневековый Париж не фон, а главный герой книги. Пожалуй, никто до Гюго не описал его с такой тщательностью. «Собор Парижской Богоматери» — это еще и полет на воображаемом дроне над городом, в котором пока нет Лувра, но есть Бастилия, а на месте нынешнего торгового центра Ле-Аль — двор чудес, где обитают бродяги и воры.
Урод по воле власти
В этих декорациях Гюго по-новому разыгрывает сказку о Красавице и Чудовище. Квазимодо — как убеждена Аньес Спикель, одна из самых авторитетных исследовательниц творчества писателя, — это образ французского народа. Во времена средневековья он еще не умеет ни говорить, ни читать, он нем и страшен, но при этом восприимчив к прекрасному и способен на благородные поступки. Квазимодо спасает Эсмеральду, а затем угасает, обнимая ее тело, лишенное жизни. Чудесного превращения не происходит, но для Гюго нет никаких сомнений: человек, способный отдать жизнь за ту, которую любит, обязательно возродится прекрасным принцем.
Но если Квазимодо таким создала природа, то Гуинплен — главный герой романа «Человек, который смеется» — стал чудовищем по воле власти. Обезображенный в младенчестве компрачикосами — торговцами детей — по повелению короля, несчастный вынужден жить с раскроенным до ушей ртом, вид которого вызывает у окружающих хохот. Человек изуродован сильными мира сего, которые видят в народе объект для насмешек. Подданные короля — его шуты. Их назначение — веселить его величество, всячески унижая свое человеческое достоинство. Когда Гуинплен оказывается в палате лордов и решается рассказать о людских страданиях, его слушают ровно до той минуты, пока его рот скрывает платок. Как только материя спадает, в палате раздается хохот. Гуинплен — а в его лице и любой обычный человек — не может донести свою боль до власть имущих: в их глазах он так и остается смешным уродцем.
И гора говорит «нет»
«Человек, который смеется» написан через семь лет после «Отверженных». Гюго продолжил исследовать важные для него темы, не обращая внимания на критику. Ведь он всегда сам стоял за штурвалом и вел корабль своей жизни в ему одному известном направлении. Гюго отказывается плыть в чьем-то фарватере, каким бы удобным ни казался этот путь. У поэта есть своя путеводная звезда, он следует за ней — и в конечном счете всегда оказывается победителем. Так, в годы своей юности Гюго, будучи почитателем Шатобриана, отказался от лестного предложения знаменитого писателя и не стал сопровождать его в Лондон, куда тот должен был отправиться в качестве посла. Полезные связи? Карьерный рост? Девятнадцатилетний Гюго был уверен, что сможет добиться всего без протекции. Он, написавший когда-то «Хочу быть Шатобрианом или никем», не собирался ни у кого идти на буксире — с ранних лет чувствовал готовность к самостоятельному плаванию.
Так, он убежден, что женится только на Адель Фуше, подруге детских игр, хотя этому браку препятствуют вначале его мать, а затем — после ее смерти — родители невесты. Когда те увезут девушку за сто километров от Парижа, Гюго, у которого не было и двадцати пяти франков на дилижанс, пешком за три дня преодолеет расстояние, отделяющее его от возлюбленной. Родители будут вынуждены уступить.
Сам же Гюго неуступчив, не склонен к компромиссам, верен выбранному пути — сладкие песни сирен не могут сбить его с толку. В 1829 году министр внутренних дел запрещает к постановке пьесу Гюго «Марион Делорм», поскольку король там показан не слишком решительным человеком, и предлагает писателю в качестве компенсации втрое увеличить его пенсион. Министр не желает ссориться с талантливым поэтом, так красиво описавшим в стихах коронацию Карла X в Реймсе. Однако Гюго отвергает предложение министра и пишет еще более дерзкую пьесу. В «Эрнани» испанский король интересуется, который час — точь-в-точь как простолюдин! — а еще прячется в шкафу. Актеры считают текст ужасающе неприличным. Одна из них — мадемуазель Марс — отказывается произносить строки «Вы мой лев!». Но Гюго одержит победу: пьеса, написанная со множеством доселе невиданных вольностей, будет показана в театре 36 раз, а ее автор станет по-настоящему знаменитым. И даже мадемуазель Марс будет вынуждена следовать оригинальному тексту.
Чудесного превращения не происходит, но для Гюго нет никаких сомнений: человек, способный отдать жизнь за ту, которую любит, обязательно возродится прекрасным принцем.
Читайте также
Позднее, в 1848 году, автор «Собора Парижской Богоматери» откажется занимать пост министра образования во временном правительстве, возглавляемом поэтом Ламартином. А когда тремя годами позже республике придет конец и власть захватит Луи-Наполеон Бонапарт, Гюго покинет Францию и обоснуется на Нормандских островах, принадлежащих Англии. В 1859 году Луи-Наполеон объявит амнистию для ссыльных, но Гюго откажется возвращаться: «Свобода ушла. Я вернусь вместе со свободой». Автору «Отверженных» придется дождаться поражения Франции во Франко-прусской войне и бегства ее правителя в Англию, чтобы в 1870 году вернуться в Париж. Не соглашаться на меньшее, оставаться верным своим убеждениям, писать о том, во что веришь, даже если такое никому не нравится, — эта стратегия окажется действенной.
«Да здравствует Виктор Гюго!» — будет первое, что шестидесятивосьмилетний писатель услышит на вокзале. Парижане, прочитавшие историю Гавроша и Козетты, придут встречать любимого автора под пение «Марсельезы». В эти же дни весь город будет читать строки из «Возмездия» Гюго. Сочиненные в ссылке стихи с обличением абсолютной власти зазвучат в кафе и театрах. Гюго организует бесплатный спектакль в Опере: парижане толпами пойдут слушать актеров, декламирующих со сцены стихи теперь уже, несомненно, главного французского поэта.
«Да здравствует Виктор Гюго!» — этими же словами Париж проводит своего глашатая в последний путь. «Отдаю 50 000 франков бедным. Желаю, чтобы меня отнесли на кладбище в катафалке для бедных. Отказываюсь от мессы во всех церквях. Прошу молитвы у каждой души. Я верю в Бога», — объявит Гюго в завещании в 1883 году. Двумя годами позже два миллиона французов придут проводить его в последний путь. В катафалке для бедных Гюго отвезут в Пантеон, при входе в который возрожденная республика восстановит стертую надпись: «Великим людям — благодарная родина».
Сегодня в Париже иногда кажется, что Гюго никуда и не уезжал. Что он сидит за соседним столиком кафе и читает газету, для которой сам же написал колонку о защите окружающей среды или необходимости бесплатного медицинского обслуживания. Множество цитат из его текстов можно с легкостью поместить в сегодняшний номер, и никто не заподозрит, что они написаны в позапрошлом веке. Гюго из тех, кто придумал сегодняшнюю Францию, с ее отрицанием фатализма, верой в человека, в его разумное начало и способность меняться к лучшему. Продолжая вдохновлять филологов на диссертации, а режиссеров на новые спектакли, Гюго в первую очередь остается автором «Отверженных», которые по злой иронии судьбы так и живут в Монфермее. Гюго — их адвокат, их голос, их правда. Потому что «нет ни дурных трав, ни дурных людей. Есть только плохие полеводы и воспитатели».
