Рассказываем о ключевых книгах, в которых висельникам остается только улыбаться, а шум атомных взрывов — будь это не литература, а кино — заглушался бы закадровым смехом.
«Уловка-22», Джозеф Хеллер
Франц Кафка, доживи он лет до восьмидесяти, оценил бы находку Джозефа Хеллера: армейская бюрократия в романе «Уловка-22» достигает колоссальных масштабов — так что обнажается вся ее смехотворность. Вот только смеяться можно лишь сквозь слезы или преодолевая чувство стыда.
Полк военно-воздушных сил США на островке в Тирренском море совершает один боевой вылет за другим, и каждый летчик мечтает скорее отлетать свое да вернуться наконец домой. Вот только норму боевых вылетов, после которых можно демобилизоваться, командование регулярно увеличивает. Единственный способ освободиться от воинской обязанности — быть признанным сумасшедшим. Однако есть некая правительственная поправка — или уловка — под номером 22, согласно которой солдат, заявивший о своем помешательстве, не может быть признан сумасшедшим.
Абсурд в романе Джозефа Хеллера нагромождается до поистине раблезианских масштабов, и корень этого абсурда — бумаги, которые для руководства важнее реальности. Всякий, кто проработал в крупной корпорации или среднем офисе хотя бы пару месяцев, наверняка узнает своих коллег в майоре Майоре, начальство — в полковнике Кэткарте, самих себя — в капитане Йоссариане. Даром что в опенспейсах люди обычно не погибают — смысл там потерять столь же легко.
«Колыбель для кошки», Курт Воннегут
Даже не повторяя на каждой странице фразу «Такие дела», Курт Воннегут может быть смешным и трагичным одновременно. В этой не то антиутопии, не то фантасмагории уживается сатира над такими обыденными вещами, как псевдорелигиозные учения и апокалиптические настроения. Писавшийся в самый пик холодной войны, этот текст предвосхищает фильм Стэнли Кубрика «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу», только вместо ядерной боеголовки здесь — таинственное вещество «лед-девять», способное вмиг заморозить все живое на Земле.
Американская литература иначе, нежели европейская или советско-российская, показывала войну и грандиозные трагедии XX века. Там, где авторы Старого Света прибегали к натурализму или патетике, писатели по ту сторону Атлантики замирали в изумлении: как человек мог вообще такое сотворить? Война как абсурд, как полная бессмыслица, как комедия положений с катастрофическим исходом — таков взгляд Воннегута и Хеллера. Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Читайте также
«Лужайкина месть», Ричард Бротиган
Ричарда Бротигана какое-то время называли одним из самых многообещающих американских талантов. Творчество его вполне соответствовало духу эпохи 1960–1970-х гг.: хаотичное, яркое, нарушающее всяческие правила и приличия. Символично, что насквозь коммерциализованные восьмидесятые писатель пережить не смог — и покончил с собой в символичном 1984-м.
Сборник «Лужайкина месть» содержит разношерстные, как правило, крошечные рассказы Ричарда Бротигана. Многие из них вполне можно было бы развернуть в полноценный сюжет, но большая часть — скорее едкие околохудожественные заметки внимательного и вдумчивого человека. На мир он смотрит теми же глазами, что Воннегут с Хеллером, но если те двое свои впечатления разворачивают в комический монолог, в целое стендап-шоу, то Бротиган довольствуется анекдотом — да и вовсе каким-нибудь мемом.
Смеется с горечью он и над собственными потугами облечь чувства в слова. «Приветик сказал Ринс Мэйбл спыхнула как цветок цвитог, а мы сидели в том дождливом трейлере и колотили в ворота американской литературы» — блестящий финал абсурдного и печального рассказа о горе-писателе. Из-за всех этих стебных фразочек нет-нет да и проглянет обезоруживающая мудрость — кажется, не зря Стивен Кинг дал всезнающему старику с паранормальными способностями из книги «Сердца в Атлантиде» фамилию Бротиган.
«Кентервильское привидение», Оскар Уайльд
В 1940 году французский поэт Андре Бретон опубликовал масштабную «Антологию черного юмора», в которую включил произведения многих классических авторов: Маркиза де Сада, Эдгара Аллана По, Джонатана Свифта, даже упомянутого выше Франца Кафки — и, возможно, впервые использовал словосочетание «черный юмор» в том же значении, какое имеем в виду мы сегодня. Однако как минимум одно заметное упущение отец сюрреализма все-таки совершил: в его сборнике не нашлось места Оскару Уайльду.
«Кентервильское привидение» — почти эталонный образец черного юмора времен «до Хеллера с Воннегутом»: автор, несомненно, смеется в лицо смерти и шутит на такие темы, которые в викторианскую эпоху считались запретными. И вместе с тем он не возводит абсурд в основополагающий принцип — в его тексте «юмора» все-таки больше, чем «черноты».
Читайте также
«Абсолютно неожиданные истории», Роальд Даль
Абсолютно неожиданно, что автор замечательных детских произведений может фигурировать в подборке, посвященной черному юмору. И тем не менее тот, кто внимательно читал «Чарли и шоколадную фабрику», обращал внимание на довольно-таки недобрый авторский смех — так что неудивительно, что в своих «взрослых» рассказах Роальд Даль радостно выпускает свою Тень на волю.
Что ни текст — то едкая сатира на институт брака и те маски, которые мы надеваем в обществе. Добропорядочной жене из рассказов Даля ничего не стоит оставить надоедливого мужа помирать в застрявшем лифте, а светскому льву и мегауважаемому господину — зло подшутить над бывшей возлюбленной.
«Голый завтрак», Уильям Берроуз
Роман, который многократно обвиняли в непристойности, почти наверняка может занять достойное место в списке «Книги в жанре черного юмора». Кажется, в случае с бессюжетной и фрагментированной книгой Берроуза автору как бы приходится оправдываться: «Да что вы, я же это не всерьез, я просто шутил», но, как говорится, в каждой шутке есть доля шутки. Агент Ли, главный герой, путешествует по США и глубинам собственного сознания — и там, и там находя достаточно мрачные уголки. Но стоит начать интерпретировать галлюцинации Ли и других персонажей — как сквозь паутину наркотрипа проступит суровая и, увы, хорошо нам знакомая реальность.
Читайте также
«Сговор остолопов», Джон Кеннеди Тул
Единственная книга Джона Кеннеди Тула — это история книжного червя и знатока средневековой философии, которому в тридцать лет впервые приходится искать «настоящую работу». Понять, над кем автор смеется больше, над своим персонажем или над нами, обывателями, решительно невозможно — но смех этот весьма и весьма горький. Интересно, что сказал бы о похождениях Игнациуса Райлли, героя этой книги, антрополог Дэвид Гребер, последний труд которого был посвящен «бредовой работе»: кажется, в саркастичном тексте Джона Кеннеди Тула можно найти немало материала к размышлению именно на эту тему. Тем более что с 1960-х гг., когда сочинялся «Сговор остолопов», многие работы изрядно прибавили в своей «бредовости».
«Мудрая кровь», Фланнери О’Коннор
Королева «южной готики», в отличие от многих писателей послевоенной Америки, строго придерживалась реализма. Ее персонажи — бедняки, реднеки, пуритане, авантюристы — выписаны с журналистской дотошностью и разговаривают на непереводимом на русский диалекте. Но порой они становятся настолько характерными, что превращаются в карикатуры — как, например, проповедник Хейзел Моутс из романа «Мудрая кровь». Он вернулся с войны, и она, несомненно, преобразила его: проповедь такого покалеченного человека становится неотличимой от богохульства, а вера — от глумления.
Читайте также
«Американский психопат», Брет Истон Эллис
Не менее покалечен и главный герой Брета Истона Эллиса, только его душу уничтожила не война, а Уолл-стрит. Огромные деньги и власть оказываются в руках у невероятного нарцисса — человека настолько самовлюбленного, что он обожает заниматься любовью перед зеркалом, где можно полюбоваться самим собой. За дежурными улыбками, аккуратными галстуками и изысканными костюмами скрывается настоящий монстр — даже Чаку Паланику не удавалось столь драматично и правдиво изобразить изнанку гламурного мира, как это получается у Брета Истона Эллиса.
«Покров-17», Александр Пелевин
Этот роман принес Александру Пелевину премию «Национальный бестселлер», и первые главы могут вызвать недоумение: почему довольно заурядная фантастика удостаивается таких наград? Но пройдет четверть, а может, треть книги, и читатель обнаружит себя в бесконечных попытках расшифровать авторское послание: откуда в закрытом городе Покров-17 столько трупов; как судьба этих людей связана с Великой Отечественной войной; почему люди превращаются в ширликов… На смену боевой фантастике из девяностых приходит текст, на тему этих девяностых рефлексирующий, а до смешного абсурдные эпизоды оборачиваются философскими притчами.
Будут ли по «Покрову-17» вспоминать русскую литературу 2020-х гг., вопрос спорный, но вот что этот роман можно обсудить прямо сейчас — это точно.