Пыхтение и перестук
«По ночам они часто слышали, как идущий на север поезд „Спокан Интернэшнл“ минует МедоуКрик в долине, в двух милях от их дома. Той ночью далекий свист поезда разбудил Грэйньера и он обнаружил, что лежит на тюфяке один».
Самым трудным и радостным процессом во время перевода повести «Сны поездов» стал для меня поиск мелодического рисунка, попытка максимального сближения не только с тем, о чем там говорится, но и с тем, как оно звучит. Проза Дениса Джонсона — это, помимо прочего, постоянное напоминание, свидетельство, доказательство непреложного в своей простоте факта, что суть сказанного рождается из звука. Звук предшествует смыслу. Если перевод влечет за собой пускай даже незначительную, но всегда неизбежную потерю, то моя главная задача — сохранить, насколько это возможно, не только смысл, но и звук оригинала.
Если перевод влечет за собой пускай даже незначительную, но всегда неизбежную потерю, то моя главная задача — сохранить, насколько это возможно, не только смысл, но и звук оригинала.
Читайте также
Над переводом названия я думал около года (впрочем, времени у меня было предостаточно, поскольку на тот момент я понятия не имел, доведется ли мне когда-нибудь поработать с этой книгой, и просто пытался понять, как бы она называлась, если бы вдруг все сложилось). Перебирал в уме десятки вариантов, пытаясь распробовать каждый в отдельности, привыкнуть к нему. И ни один меня не устраивал. «Паровозные сны». «Сны о поездах». Слишком длинно, не отражает в полной мере сути, да и попросту не звучит. Среди прочих было еще одно, катастрофически плохое — «Железнодорожные грезы», — мне до сих пор за него стыдно.
Все это время разгадка в буквальном смысле лежала у меня на языке — нужно было просто им пошевелить. В день, когда мне сообщили из издательства, что права на перевод книги приобретены, я, не в силах справиться с возбуждением, ходил взад-вперед, бубнил себе под нос оригинальное название и в какой-то момент понял, что слышу пыхтение набирающего скорость локомотива: «Train-dreams, train-dreams, train-dreams, train-dreams». Когда он разгонится, все вокруг заполнит перестук колес: «Сны-поездов, сны-поездов, сны-поездов, сны-поездов».
Хроника и мифология
Главный герой Роберт Грэйньер — отшельник поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей северного Айдахо. ХХ век, в свою очередь, будто бы прошел мимо. Грэйньера никак не коснулись ни мировые войны, ни Великая депрессия, ни другие глобальные события, сотрясавшие его страну и весь мир. Однако жизнь Грэйньера полна глубоко личных потрясений, от которых не укрыться в самом глухом лесу и которые в своем масштабе соответствуют демонам времени. В этом смысле «Сны поездов» напоминают житие, вот только назвать главного героя святым, да и хоть сколько-то верующим, раз уж на то пошло, можно едва ли. Точнее, эта окончательная правда о нем так и остается нами не разгаданной, нам недоступной. Есть лишь неявный намек в финальном эпизоде, в двух последних предложениях, над разгадкой которых многие филологи и критики по сей день ломают копья.
Джонсон вплетает в свою книгу множество былей американского Запада, однако неизменно будто бы чуть смещает прицел, чуть сбивает фокус, добавляет в реальность сновидческие примеси, тем самым сводя на нет границу между хроникой и мифологией.
«Сны поездов» напоминают житие, вот только назвать главного героя святым, да и хоть сколько-то верующим, раз уж на то пошло, можно едва ли.
Читайте также
Вскормленную волками девочку, которая сыграла в судьбе Грэйньера одну из определяющих ролей, действительно видели в те годы –– только не в Айдахо, а в соседней Монтане. Поезд Элвиса Пресли и правда останавливался для починки в городке Трой: в описанном Джонсоном эпизоде Король лишь ненадолго появляется в окне и машет рукой — тогда как в реальной жизни Пресли спустился на платформу поболтать с местными ребятишками, а одна из девочек даже взяла у него автограф (много десятилетий спустя, уже состарившись, она отказалась передать подписанную Элвисом бумажку местному железнодорожному музею). И даже у снимавшегося в вестерне диво-коня (их в те годы было немало, и лошади зачастую оказывались популярнее актеров, игравших ковбоев), на которого Грэйньер приходит поглазеть в самом конце, есть совершенно конкретный прототип — вот только звали его не Теодор.
Все это можно найти в соответствующих архивах, в открытом доступе. Реальность как подтверждение вымысла. Не хватало мне лишь одного.
Little red dog
Примерно в середине книги к Грэйньеру прибивается небольшая собака определенного цвета, но неопределенного оттенка и на несколько следующих глав становится второстепенным персонажем. Я не мог найти для нее подходящие слова — не понимал, например, «собака» она или «собачка», рыжая, ближе к охристому, или скорее рудая, ближе к бурому, как австралийский келпи в фильме Red Dog. То, что я скажу дальше, может прозвучать бредово (возможно, рассказывать о подобном вообще не следует), и читатель имеет полное право решить, что его покорный слуга поехал кукухой.
В общем, как-то утром, отчаявшись, я мысленно обратился к автору. Сказал примерно следующее: «Ты был католиком, ты верил в загробную жизнь. Так вот теперь ответь, пожалуйста, за базар. Покажи мне, если ты меня слышишь, эту твою little red dog, потому что я понятия не имею, как перевести три самых простых слова в твоей книге».
В следующую секунду — и меньше чем на секунду — я ее увидел. Увидел и тут же забыл, как она выглядела. Не смог бы хоть сколько-то подробно ее описать, потому что и автор ее не описывает. Остались лишь три простых слова. Маленькая рыжая собачка.
В этот самый момент книга окончательно сложилась.
Фотография: pexels.com
