В кинематографе за этим жанром закрепилось определение «роуд-муви». В литературе путевую прозу именуют травелогом. И в том, и в другом случае термины чужеземные. Оттого и возникает вопрос: а есть ли в отечественной словесности этот самый травелог? Да как ему не быть, если еще сам Николай Гоголь вопрошал: «И какой же русский не любит быстрой езды?»
Однако в России, которую ни аршином общим не измерить, ни умом не понять, путешествие, не ограничиваясь одним перемещением по карте и территории, превращается у одного писателя в обличительный, у другого — в психоделический, а у третьего — в аллегорический рассказ о судьбе страны. Более того, произведения эти оказываются связанными между собой, и в этом смысле Радищев, Соллогуб, Лесков, Ерофеев и даже Пелевин предстают как звенья одной цепи. Или пункты одного бесконечного маршрута.
«Путешествие из Петербурга в Москву», Александр Радищев
В финале этого текста автор, утомленный не только долгой поездкой в кибитке, но и тем, что ему довелось увидеть, восклицает: «Москва! Москва!!!» А подмечает зоркий глаз Радищева многое, и описывает автор свое путешествие «без купюр». За это он поплатился шестью годами свободы, что все-таки куда лучше смертной казни, на которую его была готова отправить Екатерина II за сочинение, «…наполненное самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный».
В этой книге есть все: изображение произвола чиновников и бесправного существования крестьян, критика самодержавия и неприятие цензуры. Разнообразна и структура произведения. В нем главы, написанные в жанре новеллы, соседствуют с документальной прозой, авторские отступления — с одами, адресованными творчеству Михаила Ломоносова, а живой крестьянский язык — с высокопарным слогом. В итоге получился мозаичный текст, напоминающий разбитое зеркало, в каждом осколке которого можно увидеть Россию.
«Тарантас», Владимир Соллогуб
В наши дни героя повести «Тарантас» — тридцатилетнего сибарита Ивана Васильевича, вернувшегося на родину из Европы, где он пробыл ни много ни мало четыре года, — можно было бы назвать без пяти минут тревел-блогером. Если бы не одно «но». Его страстному желанию написать развернутые заметки о путешествии по России так и не суждено будет сбыться.
Иван возвращается из Москвы в Казань вместе со своим антиподом — простоватым помещиком Василием Ивановичем, любезно предложившим довезти его на собственном тарантасе в отцовское имение. Очень скоро интерес к истории и быту России, вызванный долгой разлукой, сменяется полным разочарованием, и прихваченная Иваном в дорогу толстая записная книга остается совершенно нетронутой. Города и села отчизны кажутся ему безынтересными, люди плутоватыми, а нравы дикими.
Фигура Владимира Соллогуба (1813-1882) несколько затерялась в тени таких гигантов русской литературы XIX века, как Тургенев, Гоголь, Салтыков-Щедрин… Однако повесть «Тарантас» с ее обаятельным слогом, авторской иронией и полнокровными персонажами занимает свое заслуженное место среди шедевров путевой прозы.
Читайте также
«Очарованный странник», Николай Лесков
Корабль плывет по Ладожскому озеру. На корабле купец, полуфилософ, обычный пассажир и богатырь в рясе послушника затевают разговор о прощении для самоубийц. Слово за слово, и послушник Иван Флягин по прозвищу Голован разматывает клубок воспоминаний — о том, как «всю жизнь свою я погибал, и никак не мог погибнуть». Как из звания крепостного форейтора дослужился до конэсера — укротителя диких лошадей, как очутился в неволе у степных татар, а после — в плену чар цыганки, как попутно убивал, сам того не желая.
Повесть «Очарованный странник» Николая Лескова как шкатулка с секретом. Глядишь — незамысловатая вещица, откроешь — а там двойное дно. В этом произведении водный круиз происходит параллельно с путешествием в прошлое Ивана Флягина. Его рассказ превращается в сказ, реальность — в притчу. Беспокойная жизнь приводит героя в монастырь, и этот финал можно соотнести с жемчужиной русского фольклора, — со стихотворной повестью о Горе-Злосчастии, главный персонаж которой после долгих мытарств также находит свою дорогу в храм.
«Москва — Петушки», Венедикт Ерофеев
Одни называют этот текст энциклопедией русской жизни. Другие — дневниковой исповедью запойного пьяницы. Кто-то считает его первым постмодернистским произведением в советской литературе, а кто-то скептичный, заземлив значимость сочинения, нарекает ее «солянкой». Компиляцией из аллюзий и цитат, пародирующих тексты великих классиков.
Аллюзий в поэме «Москва — Петушки» Ерофеева действительно немало. Само жанровое определение отсылает к поэме Гоголя. И не только оно. С «Мертвыми душами» ерофеевскую поэму сближает тема дороги. Этот особенный метафизический мотив, к которому нет-нет да и возвращаются поэты и писатели. Но если гоголевская тройка мчит проходимца Чичикова на охоту за умершими крестьянами, то ерофеевский поезд несет его из Москвы в Петушки — в благословенную Итаку Венички. Туда, где его ждут «бесстыжая царица с глазами, как облака» и трехлетний сын. Длится эта одиссея бывшего бригадира монтажников, уволенного за «внедрение порочной системы индивидуальных графиков», в состоянии все возрастающего опьянения. До тех пор, пока не разрешается трагическим финалом.
Читайте также
«Желтая стрела», Виктор Пелевин
В эссе «Икстлан — Петушки» Виктор Пелевин проводит параллель между произведениями двух авторов. По мнению писателя-мистификатора, и Дон Хенаро из «Путешествия в Икстлан» Карлоса Кастанеды, и Веничка из поэмы «Москва — Петушки» Венедикта Ерофеева отправляются в путь, исход которого предопределен. Мексиканский Икстлан и подмосковные Петушки (финальные точки маршрутов, символизирующие не только попытку возвращения в родной дом, но и желание обрести себя) так и останутся для героев недостижимыми, словно мерцающие звезды.
В «Желтой стреле» Пелевина путешествие предстает метафорой жизни. Действие произведения разворачивается в поезде, который не делает остановок. С него не сходят пассажиры. Однако все же есть два способа выхода из скоростного состава, где одни живут в плацкарте, а другие — в вагонах первого класса: это либо смерть, либо — прыжок из вагона. Тела умерших в поезде выбрасывают из окон вагонов, а редкие смельчаки, осознавшие бессмысленность поездки, спрыгивают сами.
Повесть впервые была опубликована в 1993 году. Андрей — ключевой персонаж произведения — аутсайдер, чьи нежелательные риторические вопросы выходят за границы здешней нормы: подавляющее большинство пассажиров не только не задаются вопросами о цели маршрута, они даже не отдают себе отчета в том, что едут в поезде — и едут к разрушенному мосту.
