Не только хорошо одевались, но и смыслили в модных веяниях Анна Каренина и Кити Щербацкая. И даже бедная Долли, отчаянно экономившая на белье, так же легко считывает по фасону и отделке платья Карениной его стоимость и происхождение, как ныне заядлые модницы запросто определяют бренд и год выпуска наряда какой-нибудь знаменитости. Придется признать: серьезные писатели любили наряжать своих героинь!
Как возникали наряды в книгах? Чаще всего из личных наблюдений. Какой-то образ, увиденный мельком, или, наоборот, конкретный наряд близкой писателю женщины мог послужить базисом для костюма книжной героини. Но откуда бы автор ни брал костюм, совершенно точно он списывал его с реальной дамской моды своего (или не своего, если речь идет об историческом романе) времени. Интересней, конечно, когда описание синхронно и можно проследить, как видоизменились модные тренды на пути от иллюстрации в модном журнале к описанию в художественной литературе. Таким образом, листая модную прессу, датированную временем создания романа, можно найти довольно точные соответствия между ними и описаниями в книге.
Итак, перед вами — самые модные книжные героини XIX и начала XX века.
«Дамы, приятные во всех отношениях» Николая Гоголя
Модные образы губернского города N поджидают Чичикова чуть ли не на каждом шагу. Даже сам приезд его брички в город наблюдает некий франт в канифасовых панталонах, модном фраке и картузе вместо подобающего такому костюму цилиндра. Однако этому денди так же далеко до красавчика Браммелла, которому он тщетно стремится подражать, как Коробочке до королевы Виктории, потому в список самых модных книжных героев его вносить не будем.
Но есть, есть в городе N модницы. Послушаем, о чем говорят приятная дама и дама, приятная во всех отношениях. Время действия — первая половина 1830-х годов.
«Но вот, вот, когда вы изумитесь, вот уж когда скажете, что… Ну, изумляйтесь: вообразите, лифчики пошли еще длиннее, впереди мыском, и передняя косточка совсем выходит из границ; юбка вся собирается вокруг, как, бывало, в старину фижмы, даже сзади немножко подкладывают ваты, чтобы была совершенная бель-фам».
Сперва давайте разберемся, что такое фижмы и почему дама упоминает, что их носили в старину. Мы часто называем фижмы кринолином, хотя между первыми и вторым огромная технологическая разница, примерно как между советской мясорубкой и современным кухонным комбайном, управляющимся со смартфона. Представляете, какую нелепую старину вдруг вспоминают гоголевские героини!
Фижмы — это приспособления, позволяющие придавать юбке особенно пышную форму. В привычном нам слове «кринолин» кроется описание этого предмета. Слово происходит от «крин» (ткань с добавлением конского волоса, очень упругая) и «лин» (лен). Еще в XVI веке очень тяжелые по весу юбки в количестве нескольких штук надевали под платье, чтобы оно стало пышным. Для нас с вами что 1830-е годы, что 1700-е — одинаковая старина, однако для современников Гоголя это было не так. Фижмы носили на протяжении почти всего XVIII века. Представьте себе, поколения женщин рождались, взрослели и умирали — а фижмы все оставались в моде! Потом радикально сменилась стилистика, а позже — и политический строй Франции, и панье — как к тому моменту стали именовать фижмы — кануло в Лету. Наши дамы, родившиеся примерно в 1800-м году (пускай, им будет по 30 с чем-то лет), смутно помнят разве что бабушкины рассказы о фижмах. И вот, дожили, мода начала возвращаться!
Наши дамы, родившиеся примерно в 1800-м году (пускай, им будет по 30 с чем-то лет), смутно помнят разве что бабушкины рассказы о фижмах. И вот, дожили, мода начала возвращаться!
Читайте также
После эпохи ампир с его платьями в стиле античных одеяний сперва в моду вошел силуэт с очень скромными по ширине юбками и корсажем, который подчеркивал естественную линию талии. Мода, о которой судачат дамы, началась в первой половине 1830-х годов, и уже году к 1835-му можно найти очень приличные фижмы, корсажи с мысиками — а все вместе это и создавало «совершенный бель фам», то есть иллюзию женственных форм.
Забегая вперед, скажу, что мы с вами привыкли называть фижмы более новым словом «кринолин» и ассоциировать его с легкой клеткой из металлических прутьев, которая просто складывалась и раскладывалась. Но, к сожалению, до изобретения этой удобной конструкции дамы из города N доживут шестидесятилетними старухами и вряд ли воспользуются изобретением. Так что в середине 1830-х годов носить им тяжеленные нижние юбки из конского волоса — и мучиться.
Анна Каренина против сестер Щербацких в романе Льва Толстого
Уже одно то, что Каренина — петербурженка, должно настроить нас на встречу с большей модницей, чем дамы из московской семьи Щербацких. И верно: до разрыва с Вронским Кити смотрит на нее как на божество, а Долли признает исключительную элегантность золовки даже тогда, когда ее репутация уже испорчена. Черное бархатное платье, в котором Анна появляется на том роковом балу, было «все обшито венецианским гипюром» — что, к слову, не отмечено ни в одной экранизации романа, везде платье Анны просто черное, впрочем, в некоторых фильмах присутствуют анютины глазки: «На голове у нее, в черных волосах, своих без примеси, была маленькая гирлянда анютиных глазок и такая же на черной ленте пояса между белыми кружевами».
Зачем же Толстому понадобился венецианский гипюр? Брюнетке отлично в черном! Но нет: венецианский гипюр не каждая дама могла позволить себе; даже одна полосочка стоила довольно дорого, а уж такой метраж, чтоб полностью обшить бальное платье образца 1874 года — то есть с турнюром, разновидностью кринолина, где весь объем юбки собран сзади, — это прямое указание и на высокое положение в обществе, и на растущий доход семьи.
Кстати, интересная деталь проскакивает в описаниях причесок соперниц — Анны и Кити — на этом балу. Кити явилась в прелестном розовом платье (цвет, означающий влюбленность, вспомним, что именно в этот день она ждала предложения Вронского), и весь наряд сидел на ней отлично, и не жали туфли на высоком изогнутом каблуке, и «густые косы белокурых волос держались как свои на маленькой головке» — вспомним, что и на свадьбе Кити носит шиньон, о чем судачат заскучавшие во время службы гостьи. А вот у Анны волосы свои, без примеси. То есть у Кити, любимицы автора, волос маловато для модной в те годы объемной прически. Но не будем над ней смеяться, ведь постижи — накладные пряди или даже целые шиньоны — носила не одна она: в газетах того времени легко найти упоминания о «постижерных мастерских» и курсах, диплом об окончании которых давал возможность в такую мастерскую поступить. Шиньоны были востребованным товаром, а прическа Анны скорее редкость.
Кити носит шиньон, о чем судачат заскучавшие во время службы гостьи. А вот у Анны волосы свои, без примеси. То есть у Кити, любимицы автора, волос маловато для модной в те годы объемной прически.
Читайте также
Но несмотря на то что Каренин в средствах не нуждался, Анна считала необходимым использовать выгоду от перешивания своих и даже чужих старых нарядов на новый лад. Она отдала модистке три платья, которые надо было переделать до неузнаваемости, и была раздражена, что одно переделано не так, как она хотела, а два других и вовсе не готовы. Платья могли путешествовать из гардероба в гардероб — из-за немалой стоимости ткани и метража, требовавшегося на широкую длинную юбку с турнюром. А вот корсажи — а они-то и были на виду — ткани требовали немного, потому к одной юбке могло идти и два, и три верха: с короткими и длинными рукавами и даже для бала. А чтобы юбка не выдавала новую владелицу, ее обильно расшивали лентами и оборками, вырезали из нее кусочки для нового корсажа, заменяя в исходном месте ткань новой материей. Получалось и правда неузнаваемо.
Чтобы освежить и немного изменить наряд, не всегда требовалась модистка. Аннушка — любимая горничная Анны — накалывает банты на платье хозяйки перед поездкой на те самые скачки и закрепляет последний из них, когда внезапно входит Каренин. Изменяет свои платья и куда менее обеспеченная Долли, когда хочет не ударить в грязь лицом на обеде у Вронского и Анны в их роскошном имении. Так как свое лучшее платье она уже в этот день «выгуляла» и переодеться к обеду ей уже не во что, она «попросила горничную обчистить ей платье, переменила рукавчики и бантик и надела кружева на голову». Кружева на голову — дорогие, белые — надевает и сама Анна, когда едет в театр. А еще есть портреты королевы Виктории — тоже в кружевах на голове. Судя по стоимости кружев в те года, пожалуй, это самая дорогая вещь в гардеробе Долли…
Чтобы юбка не выдавала новую владелицу, ее обильно расшивали лентами и оборками, вырезали из нее кусочки для нового корсажа, заменяя в исходном месте ткань новой материей.
Читайте также
Но лучше всего, конечно, заграничные платья Анны, которые она привезла домой из путешествия с Вронским по Европе. «Анна переоделась в очень простое батистовое платье. Долли внимательно осмотрела это простое платье. Она знала, что значит и за какие деньги приобретается эта простота». Несмотря на кажущуюся простоту, у платья есть шлейф, который Анна, выходя из детской, «заносит, чтоб миновать стоящие у двери игрушки».
Что же это за дорогая простота? Это, скорее всего, и есть те платья, которые еще не переделывала модистка, не нашивала ленты и оборки, чтоб изменить внешний вид. Не придумывала новый лиф из сочетающейся, но другой ткани. К примеру, шикарные обеденные платья от Ворта и правда очень просты — но сколько там одной ткани, а материал в то время стоил на порядок дороже, чем работа мастериц. Между прочим, «очень простое, то есть очень дорогое» летнее платье — такую оговорку делает автор, оценивая наряд глазами старого князя Щербацкого, – мать заказывает Кити для поездки на воды.
Венеры Серебряного века в мехах
«В пушистой муфте руки холодели», — пишет Анна Ахматова о лирической героине, предчувствующей неприятный разговор с возлюбленным. Муфта вообще становится предметом не только модным, но и практически сакральным для модницы 1900–1910-х годов. Пришла мода на большие муфты, стоившие целое состояние: забыть такую в наемной карете — это чистой воды разорение! Муфты носили не только для тепла, но и для указания статуса: понятно, что бедная вдова не может раскошелиться на такой предмет гардероба для своей дочери; другое дело, если дочь нашла себе кого-то, кто способен обеспечить ей и муфту, и дом, и выезд…
Такую историю мы встречаем в рассказе Бунина «Князь во князьях», где вчерашняя гимназистка Люлю, чья овдовевшая мать тщетно пытается сбыть с рук имение, чтобы хотя бы не платить за его содержание, едет в Москву и стремительно выходит замуж за старого театрала, страдающего одышкой. «Так себе выбор, конечно», — скажет читатель. Но потом увидит, как «Люлю, в дорогих легких мехах, в средневековом бархатном берете, уткнув лицо в муфту необыкновенной величины», сидит в тройке рядом с мужем и его очередной пассией, напротив влюбленных в нее подающего надежды артиста и молоденького офицера, направляется в Стрельну, и все поймет.
