«Война и мир», Лев Толстой
Редкая птица долетает до середины Днепра, а редкий читатель прочитывает целиком многотомный роман Толстого (при этом все прекрасно знают сюжет). Но фокус в том, что это один из самых радостных и светлых текстов в русской литературе. Казалось бы, сколько здесь историй о несчастливых браках, о смертях, о сдаче Москвы, наконец. Не роман, а летопись горестей и печалей. Но за всем этим стоит столько света, любви и простого смысла жизни, что невозможно оторваться.
Удивительно, как раскрываются герои, как прорастают сквозь обычную грубую жизнь характеры, как все меняется. Помните сцену со сдачей Смоленска, хохочущего и рыдающего купца? «Тащи все, ребята! Не доставайся дьяволам! — закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
— Решилась! Расея! — крикнул он. — Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… — Ферапонтов побежал на двор».
Над Толстым принято иронизировать по поводу длины предложений (но в них совсем нет грамматических ошибок), хрестоматийных сцен, какой-то невнятной Наташи Ростовой, да много еще по каким поводам. Но если оглянуться весной по сторонам, то как можно сказать лучше? «Да, это тот самый дуб», — подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления».
«Золотая роза», Константин Паустовский
Константина Паустовского невозможно не полюбить. Он кажется всегда чуть отстраненным, но неизменно внимательно следящим за своими героями. Знаете то странное чувство, когда кто-то пристально смотрит вам в спину? Вот и взгляд Паустовского неотрывен: он сосредоточен на персонажах, на их переживаниях, он ходит за ними по улице, и нет ничего интереснее именно этих людей именно в этих обстоятельствах.
Его герои не безгрешны, но им всем заранее дан шанс на прощение. Может быть, просто потому, что они живут в прекрасном мире, где от красоты щемит сердце.
Язык Паустовского также предельно сфокусирован. Нет лишних слов, нет лишних предложений. Все максимально гармонично: в рассвете нет ненужных красок, а прожилок на листе всегда нужное количество. И в книге о литературе, о писателях, многих из которых мы уже и не вспомним, много красоты, смысла и радости, требовательности прежде всего к себе и внимания к миру вокруг.
«Писательство — не ремесло и не занятие. Писательство — призвание. Вникая в некоторые слова, в самое их звучание, мы находим их первоначальный смысл. Слово „призвание“ родилось от слова „зов“.
Человека никогда не призывают к ремесленничеству. Призывают его только к выполнению долга и трудной задачи».
Читайте также
«Темные аллеи», Иван Бунин
Мне кажется, что если оставлять ровно одну книгу о любви, то нужно непременно оставить этот небольшой томик Бунина. Желчного, неприятного, запутавшегося в себе и в отношениях человека, не любившего других писателей и создавшего мир, где ничто не имеет смысла, кроме одного чувства.
Бунин — требовательный и талантливый стилист. Он требователен и к себе, и к читателю. Бунинская проза не дастся, если по ней пробегать глазами. Нужно отложить все дела и заняться только книгой. Это заметно и по ранним рассказам, но в цикле, впервые изданном в 1943 году, проявляется максимально ярко.
Вот цитата из «Руси», рассказа, который весь пронизан солнцем и летом. Посмотрите на то, как повторяется слово «картуз», как героиня сидит с ним, как она разговаривает, как веет от этих слов уверенностью в нерушимости любви. Если вам нужно говорить о любви, то смело читайте Бунина.
«А в тот последний их день, в то последнее их сидение рядом в гостиной на диване, над томом старой „Нивы“, она тоже держала в руках его картуз, прижимала его к груди, как тогда, в лодке, и говорила, блестя ему в глаза радостными черно-зеркальными глазами:
— А я так люблю тебя теперь, что мне нет ничего милее даже вот этого запаха внутри картуза, запаха твоей головы и твоего гадкого одеколона!»
«Лето Господне», Иван Шмелев
Большой роман Ивана Шмелева, написанный им в эмиграции, в годы после гибели сына, должен совершенно точно выглядеть не так. Когда начинаешь его, то ждешь, когда же вырвется боль, когда текст развернется и заговорит о мертвом Боге, о жестокости жизни, о том, как все поругано и растоптано.
Но чудо «Лета Господня» — романа, который мало читают сейчас, — в его абсолютной ориентированности на свет. Я очень люблю в детях то, как они вытягивают шейки. И в этом порывистом движении, в хрупкой шейке, в еще детских очертаниях профилей, в неизменных вихрах так много радости и ожидания, что невольно приглядываешься и ждешь: а где же чудо?
Вот «Лето Господне» — это роман, который обычными буквами и обычными словами рассказывает об ожидании радости, о потерях, которые сопровождают любую жизнь, о том, как часто мы находим утешение в старых присказках и знакомых с детства словах. Идеальный неторопливый язык, если вам темно и грустно.
«Мне начинает казаться, что теперь прежняя жизнь кончается, и надо готовиться к той жизни, которая будет. Где? Где-то, на небесах. Надо очистить душу от всех грехов, и потому все кругом — другое. И что-то особенное около нас, невидимое и страшное. Горкин мне рассказал, что теперь — „такое, как душа расстается с телом“. Они стерегут, чтобы ухватить душу, а душа трепещет и плачет: „Увы мне, окаянная я!“ Так и в ефимонах теперь читается.
— Потому они чуют, что им конец подходит, Христос воскреснет! Потому и пост даден, чтобы к церкви держаться больше, Светлого Дня дождаться. И не помышлять, понимаешь. Про земное не помышляй! И звонить все станут: пом-ни… по-мни!.. — поокивает он так славно».
Читайте также
«Мелкий бес», Федор Сологуб
«Мелкий бес» — роман, который в свое время наделал много шуму. Почему? Да он же дерзко порицал все общественные устои, и на фоне его даже чеховские насмешки казались простыми и милыми. Это поразительная история в том смысле, что мы часто ждем от классической литературы инструкций «как надо» и «как не надо», а Сологуба это совершенно не трогает. Наши ожидания — наши проблемы.
Маленький провинциальный городок, сонный, дремотный, светлый. Такой любят рисовать на открытках.
«Все принарядились по-праздничному, смотрели друг на друга приветливо, и казалось, что в этом городе живут мирно и дружно. И даже весело. Но все это только казалось». Простите, это точно классика? Что за чудовищный каламбур? Но текст сделал свое дело, читатель нахмурился, насторожился и попался.
История Передонова, сошедшего с ума и увидевшего недотыкомку, — чтение не слишком простое и не слишком приятное. Книгу точно не посоветуешь читать человеку в горе, потому что нет здесь ни света, ни выхода. Но если есть силы внутри на присмотр за тьмой, которая гораздо ближе, чем кажется, то роман Сологуба придется к месту с его вдумчивым, внимательным взглядом на вещи, которые легче не замечать.
«По земле быстро ползла тень от тучи и наводила на Передонова страх. В клубах пыли по ветру мелькала иногда серая недотыкомка. Шевелилась ли трава по ветру, а уже Передонову казалось, что серая недотыкомка бегала по ней и кусала ее, насыщаясь.
«Зачем трава в городе? — думал он. — Беспорядок! Выполоть ее надо».
Ветка на дереве зашевелилась, съежилась, почернела, закаркала и полетела вдаль. Передонов дрогнул, дико крикнул и побежал домой».
Фотография: unsplash.com
