«Красавица и Чудовище». Режиссер Жан Кокто (1946)
По сказке Жанны-Мари Лепренс де Бомон
Чтобы сыграть Чудовище, Жану Маре приходилось каждое утро перед началом съемки проводить по пять часов в кресле гримера, ожидая, пока его лицо оклеят шерстью. Мало того — также необходимо было покрыть зубы черным лаком и приклеить клыки. «На съемках я мог есть только пюре и компоты», — вспоминал Жан Маре. Актер, чья красота мало кого оставляла равнодушным, хотел проверить, чего будет стоить его мастерство, если скрыть лицо за уродливой маской. Сразу по окончании войны он предлагает своему другу и возлюбленному Жану Кокто снять фильм по старой сказке «Красавица и Чудовище», которую двести лет назад написала Жанна-Мари Лепренс де Бомон, прабабушка Мериме.
Маре сыграет Чудовище, Кокто станет режиссером. Молодой актер и знаменитый поэт знакомы с конца 1930-х. Пьесе «Ужасные родители», которую поставил Кокто с Маре в главной роли, аплодировали критики, ее приветствовали Луи Арагон и Жозеф Кессель. В 1940-е в оккупированной нацистами Франции ее запретят к постановке. Ведь Кокто, по мысли коллаборационистской прессы, воплощает «гнусную снисходительность Французской республики ко всякого рода отклонениям», а «позы Маре» наносят занятой нацистами Франции «больше вреда, чем английские бомбардировки».
Чтобы сыграть Чудовище, Жану Маре приходилось каждое утро перед началом съемки проводить по пять часов в кресле гримера, ожидая, пока его лицо оклеят шерстью. Мало того — также необходимо было покрыть зубы черным лаком и приклеить клыки.
Читайте также
Идея постановки «Красавицы и Чудовища» приходит к Маре и Кокто под самый конец войны, и уже в 1946 году фильм выйдет на экраны. Поэт находит на севере Франции замок де Рарэ XVIII века с заросшим парком — во время войны за ним некому было ухаживать — и начинает съемки. Здесь среди галерей, увитых плющом, статуй оленей и античных богов прогуливается в своей страшной маске Жан Маре. Сюда же приезжает Жозетт Дей. Подруга писателя Марселя Паньоля играет главную роль Красавицы. Кокто признавался, что выбрал ее за сходство с героинями картин Вермеера.
Чтобы рассказать на языке кино — которое в 1940-х годах еще не знает спецэффектов — волшебную сказку, поэт вдохновляется иллюстрациями Гюстава Доре. Он дал команду осветителям: никаких вуалей и туманов, как тогда это было модно в кинематографе. Наоборот: четкие контуры и мягкий свет, словно сошедший с картин голландских живописцев. Платье для Жозетт сошьет молодой Пьер Карден, а Кокто придумает, что Красавица плачет бриллиантовыми слезами — драгоценные камни для сцены возьмут у Cartier.
«Красавица и Чудовище» — еще и оммаж французской куртуазной культуре. Поэт XX века, друг Коко Шанель и Марселя Пруста наследует средневековым трубадурам и населяет фильм образами из их баллад. Тут и роза, и ключ, и перчатка, и зеркало, и белый конь — каждый предмет отсылает ко всей истории мировой поэзии. А еще позволяет перейти из отцовского дома в волшебный сад, не вставая с кровати. Кокто показывает, что искусство и есть та сказочная вселенная, о которой мы мечтали в детстве и в существовании которой не сомневались. Возможно, поэтому и через 75 лет после премьеры на Елисейских полях «Красавица и Чудовище» остается одним из самых любимых фильмов среди французских детей. Вырастая, они всегда вспоминают, как плакали от жалости, наблюдая за дымящимися лапами испуганного Чудовища. Хорошо, в гостиной на диване было много подушек.
«Монахиня». Режиссер Жак Риветт (1966)
По роману Дени Дидро
Жак Риветт и представить не мог, какую реакцию во Франции вызовет его намерение снять фильм по роману Дени Дидро «Монахиня». Стоило ему объявить о начале работы, как всполошились религиозные и родительские организации. Несколько монастырей закрыли перед режиссером двери, не желая, чтобы съемки проходили на их территории. Представители католической церкви написали письмо в министерство информации с просьбой не допустить выход фильма, который они обвинили в богохульстве. При этом картины никто не видел — она еще не была снята. Церковь возмущало решение экранизировать книгу, подвергающую критике религиозные институции, и неважно, что она была написана почти двести лет назад.
Рассказать на языке кино историю Сюзанны, отданной родителями в монастырь вопреки ее воле, Риветт, в ту пору один из ведущих критиков журнала Les Cahiers du cinéma, решает, чтобы задать несколько «важных вопросов». «Разве мы не вправе интересоваться, в чем подлинный смысл жизни в монастыре?» — говорит он в одном из интервью, подчеркивая, что съемочная группа «совсем не стремилась вызвать скандал». Однако неприятностей избежать не удалось. Фильм запретили к показу. Говорят, в дело вмешалась Ивонна, супруга Де Голля, которая, как и многие женщины того времени, воспитывалась в монастыре.
Черно-белая «Монахиня» Жака Риветта, где юная Анна Карина безуспешно ищет выход из мрачного монастырского лабиринта (что это, как не метафора общества, лишающего женщин права на самостоятельный выбор?), — важная деталь пазла, из которого будет собрана новая Франция.
Читайте также
Помочь Жаку Риветту взялся его друг и единомышленник, сооснователь «Новой волны» Жан-Люк Годар. Он пишет открытое письмо министру культуры Андре Мальро и, не колеблясь, затрагивает самые чувствительные струны. Мальро — антифашист и участник Сопротивления, каково же ему читать в прессе обращение «Министру Kultur» на немецкий манер? Слышать обвинения в приверженности цензуре? Неужели министр освобожденной Франции, который с 1930-х годов боролся против нацистской Германии и ее порядков, примкнет к мракобесию? Выступит на стороне тех, кто запрещает, подчиняет, лишает свободы? Ведь фильм Риветта — это в первую очередь история человека, который стремится отстоять право на собственные мысли, как бы ни толкали его внешние обстоятельства к притворству, приспособленчеству и отказу от убеждений.
Снятая в 1966 году «Монахиня», которую запрещали, но потом все-таки допустили к показу, стала предвестником важных общественных изменений. Совсем скоро — буквально через два года — во Франции случится май 1968-го. Студенты выйдут на улицы с лозунгами «Запрещать запрещено», «Будьте реалистами. Требуйте невозможного», «Занимайтесь любовью, а не войной». Мир привычных иерархий и авторитетов рухнет. Будут переписаны школьные учебники: в них больше не будет прославляться великая Франция, зато найдется место критическому осмыслению колониальных завоеваний.
«Новая волна» Годара, Трюффо и Шаброля создаст авторское кино, где будет иметь значение личное высказывание режиссера, а не красивые виньетки и верность канве романа, по которому был поставлен фильм. Черно-белая «Монахиня» Жака Риветта, где юная Анна Карина безуспешно ищет выход из мрачного монастырского лабиринта (что это, как не метафора общества, лишающего женщин права на самостоятельный выбор?), — важная деталь пазла, из которого будет собрана новая Франция, уже не «старшая дочь Церкви», как говорили когда-то, а «старшая дочь Просвещения». Дидро был бы доволен.
«Опасные связи». Режиссер Стивен Фрирз (1988)
По роману Шодерло де Лакло
Чтобы серебряный порошок не попал в глаз, пока слуга будет пудрить вам волосы, следует приложить к лицу бумажный конус. Это один из первых кадров фильма «Опасные связи» британского режиссера Стивена Фрирза, вышедшего в 1988 году. Джон Малкович, исполняющий роль виконта де Вальмона, прячет лицо за этим причудливым приспособлением, пока шесть лакеев осуществляют его утренний туалет. Кто-то выщипывает волоски из ноздрей, кто-то прикладывает к лицу горячее полотенце. Его соратница и бывшая любовница маркиза де Мертей — Гленн Клоуз, — в союзе с которой ему предстоит совершить несколько особо нелицеприятных поступков, в своей спальне обходится тремя служанками. Достаточно выбрать корсет, турнюр, духи — и она готова.
Фрирз не стремился в точности восстановить быт парижской аристократии конца XVIII века (именно в это время происходит действие романа де Лакло). Режиссер еле добился от голливудских продюсеров, чтобы съемки шли во Франции — они из соображений экономии хотели отправить его в Венгрию. В его версии «Опасных связей» не так уж много роскошных интерьеров и видов, зато там множество говорящих деталей — вроде похожего на лабиринт дома, выпутаться из которого так же сложно, как из любовных интриг, затеянных виконтом и маркизой. Или же вроде тропинки, по которой прогуливаются Вальмон и мадам де Турвель — она же Мишель Пфайффер. Дорога эта не ведет никуда — так же, как и их отношения. «Я хотел создать фильм об эмоциях, а не манерах», — скажет Стивен Фрирз.
В его версии «Опасных связей» не так уж много роскошных интерьеров и видов, зато там множество говорящих деталей — вроде похожего на лабиринт дома, выпутаться из которого так же сложно, как из любовных интриг, затеянных виконтом и маркизой.
Читайте также
«Опасные связи» — хотя некоторые кадры и напоминают картины Франсуа Буше — все что угодно, но не костюмная мелодрама. Удивительное дело: режиссер не реконструирует французский XVIII век, а создает настроение эпохи. Чтобы передать пресыщенность персонажа, достаточно, чтобы лакей показал ему несколько пар роскошных туфель, а тот бы отодвигал их небрежным жестом. А те ли это будут туфли, которые носил французский аристократ перед Великой революцией, не столь уж и важно. Фрирз старается сделать так, чтобы зеркала, люстры и кружевные воротники не приковывали внимание зрителя, а помогали раскрыть персонажа.
Чтобы добиться этой цели, британский режиссер решает иметь дело с американскими актерами — в чем его позднее упрекали, — а не с соотечественниками. «Английские актеры могут прекрасно передать манеры, но, если бы я пригласил только их, у меня получился бы фильм о моде и культуре. А я этого не хотел». Поэтому актеры были американскими, «дерзкими и непочтительными». Зато игру тени и света в зеркальных галереях, освещенных свечами, отлично передал французский оператор Филипп Русло.
Фрирз не ошибся в расчетах: именно его экранизация романа о нравах французских либертенов сегодня считается эталонной. Когда фильм выйдет, почтенные филологи, конечно, поворчат: язык не такой изысканный, как в книге, — и посетуют: что этот режиссер, пусть он и окончил Кембридж, может понимать во французской литературе? Но зрители и критики будут в восторге. Картина получит три «Оскара» и одного «Сезара», а о сходстве и различиях текста и фильма будет написано несколько научных работ. «Из Тэтчер получилась бы прекрасная маркиза де Мертей, — скажет потом Фрирз, кажется, сумевший понять всю сложность взаимоотношений английской и французской культур. — Если бы, конечно, она обладала ее вкусом и чувством прекрасного».
«Сирано де Бержерак». Режиссер Жан-Поль Раппно (1990)
По пьесе Эдмона Ростана
«Все началось с телефонного звонка, — вспоминает Жан-Поль Раппно. — Бросай все! Мы будем снимать „Сирано“, кричал мой агент. Решение нужно принять немедленно. Ты должен ответить до обеда!» Раппно перезвонил через пару часов. Разумеется, он был согласен — кто бы отказался попробовать своими словами пересказать историю главного героя французской литературы? Конечно, кто-то назовет д’Артаньяна, кому-то ближе окажется Жан Вальжан, но до Сирано никому из них не подняться. Вот уже многие десятилетия — пожалуй, с 28 декабря 1897 года, когда пьеса Ростана впервые вызвала многочасовую овацию в театре Порт-Сен-Мартен, — Сирано де Бержерак уверенно держит первое место в списке любимейших французских персонажей.
«Нам нужно знать, что в мире существует смелость, сила, непредвзятость, независимость, что есть люди, которые остались верны своим убеждениям, которые не продались!» — так описывает Сирано случайно встреченный на улице парижанин в интервью французскому телевидению. Сирано — гениальный поэт, способный сочинять на ходу самые красивые в мире стихи. «Он может в одиночку сражаться с сотней противников, но боится взять девушку за руку», — так характеризует героя Жан-Поль Раппно. Сирано робок с дамами, потому что у него огромный, на пол-лица, нос. И его кузина Роксана влюбляется, разумеется, не в него, а в красавчика Кристиана. Чтобы сделать свою прекрасную даму счастливой, Сирано возводит служение ей до абсолюта: так, он помогает своему не умеющему связать пару слов сопернику сочинять для Роксаны любовные письма. «Мы все когда-то были влюблены безответно, и когда, закрывая книгу или уходя из кино, мы плачем о судьбе Сирано, на самом деле мы плачем о себе», — так объясняет свою нежность к герою другой французский читатель.
Вот уже многие десятилетия — пожалуй, с 28 декабря 1897 года, когда пьеса Ростана впервые вызвала многочасовую овацию в театре Порт-Сен-Мартен, — Сирано де Бержерак уверенно держит первое место в списке любимейших французских персонажей.
Читайте также
Раппно понимает, что не сможет найти лучшего актера на эту роль, чем Жерар Депардье. Тот, не колеблясь, соглашается. «Играя Сирано, я рассказывал и историю своей жизни, — признавался он потом. — Я всегда прекрасно понимал, что актрисы, которых я целовал в кадре, смотрели на меня как Роксана на Сирано». Необходимость учить наизусть тысячи стихотворных строк — а Раппно решил сохранить оригинальный текст пьесы, написанный в стихах, — Депардье совсем не пугала. «Разумеется, это нормально, снимать фильм в стихах! — говорил он всем сомневающимся. — Это наша жизнь ненормальна. А так-то нам всем следовало бы разговаривать стихами!»
Выбор Раппно стал стопроцентным попаданием. В Депардье миллионы зрителей узнали любимого персонажа. Фильм немедленно удостоился тринадцати «Сезаров», а сам Депардье получил приз в Каннах за лучшую мужскую роль. Как впоследствии вспоминал Раппно, актер не желал слушать его объяснений об истории создания пьесы. Депардье совершенно не интересовали литературные прототипы и исторические аллюзии. «Он только говорил: хорошо, посмотрим! А когда нужно было играть, ему словно что-то ударяло в голову и он в одно мгновение превращался в своего персонажа», — рассказывал режиссер.
Для самого Раппно «Сирано де Бержерак» — это еще и первая пьеса, которую он ребенком увидел в театре. «Мама привезла меня в Париж из крохотного городка в Бургундии, где мы тогда жили. Она очень хотела, чтобы мое знакомство с театром началось именно с „Сирано“, — вспоминал режиссер. — Поэтому фильм, который я снял годы спустя, начинается со сцены, где маленький мальчик идет в театр. Этот мальчик и есть я».
«Жерминаль». Режиссер Клод Берри (1993)
По роману Эмиля Золя
Клод Берри долгое время был одним из самых богатых и влиятельных кинопродюсеров Франции. При его участии сняты «Королева Марго», «Бобро поржаловать», «Астерикс и Обеликс против Цезаря». Его картины всегда имели большие бюджеты, прекрасный прокат и хорошую кассу. Интересно, что самую значительную сумму Берри решился вложить в экранизацию книги о положении шахтеров второй половины XIX века. Картина по роману Эмиля Золя «Жерминаль» стоила Клоду Берри 165 миллионов франков — и к 1993 году в истории французского кино не было фильма дороже.
Берри отправляется на север Франции — именно там еще остались угольные шахты, — строит огромные декорации и приглашает тысячи местных жителей сниматься в массовых сценах. Берри сам становится режиссером и тщательно вырисовывает вслед за Золя историю французского рабочего движения. Он показывает, что семьи шахтеров, несмотря на тяжелый труд, живут в нищете и страдают от голода. На шахтах используется детский труд, к непокорным применяют репрессии, а борьба за права карается смертью.
«Жерминаль», с предельной точностью иллюстрирующий роман Золя, — это история о том, как Франция осмысляет свое прошлое. Как дети-актеры и внуки-музыканты выстраивают диалог с дедушками-шахтерами и родителями-чернорабочими.
Читайте также
Роль Этьена Лантье — марксиста и революционера — достается знаменитому певцу Рено. Сломленного, потерявшего волю к сопротивлению шахтера Маэ исполняет Жерар Депардье, а его супругу — актриса Миу-Миу. Позднее Рено признавался в интервью, как часто он испытывал неловкость на съемочной площадке: «Мне было стыдно, я боялся встретить насмешливый взгляд актера из местных жителей. Полагаю, он был не сильно богаче, чем герои Жерминаля. А я, знаменитый певец с карманами, набитыми деньгами, пытался учить его жизни!»
И все же эти люди не были чужими ни Рено, ни другим участникам съемок. Дед Рено был шахтером, отец Депардье — неграмотным рабочим. «Папа не умел читать, но делал вид, что прекрасно знает, как это делается, — вспоминал Депардье. — Мой персонаж мне его сильно напоминает». Мама Миу-Миу была цветочницей, а отец Берри — скорняком. «Папа голосовал за коммунистов и водил меня на первомайские демонстрации, — рассказывал режиссер. — Этот фильм я сделал во многом в память о нем».
«Жерминаль», с предельной точностью иллюстрирующий роман Золя, — это история о том, как Франция осмысляет свое прошлое. Как дети-актеры и внуки-музыканты выстраивают диалог с дедушками-шахтерами и родителями-чернорабочими. Как те, кто имеет привилегию заниматься творческим трудом, стремятся вжиться в тех, кому не предлагалось иной работы, кроме как добывать породу и толкать вагонетки. «Жерминаль» — это еще и попытка преодолеть неизбежный конфликт двух таких разных способов прожить юность. «Мой дедушка-шахтер обзывал нас лентяями, когда в мае 1968-го мы с друзьями объявляли забастовки, — вспоминал Рено. — Он не забывал напомнить, что в наши годы уже спускался в шахту. Чтобы лучше его понять, я и согласился на роль в этом фильме».
На премьере, которая состоялась в 1993 году в Лилле, столице промышленной Франции, присутствовал президент Франсуа Миттеран. Ни у него, ни у единого зрителя в зале не было сомнений: если сегодня французские рабочие не рискуют погибнуть под завалами в шахте или быть расстрелянными при объявлении забастовки, то это благодаря таким людям, как Этьен Лантье, Эмиль Золя и Клод Берри. Ведь, как заметил Рено, иногда сила художественного произведения все-таки может быть сильнее пули.
«Королева Марго». Режиссер Патрис Шеро (1994)
По роману Александра Дюма
Пожалуй, сложно было бы отнестись к этой работе ответственней. Прежде чем приступить к съемкам «Королевы Марго», Патрис Шеро провел с актерами несколько бесед об эпохе Ренессанса. В качестве домашнего задания каждый из них должен был прочитать книгу. Исполнителю роли герцога Анжуйского Паскалю Греггори достался Шатобриан, а оператору Филиппу Русло (он же снимал «Опасные связи» Фрирза) пришлось изучить очерк о творчестве Ватто. Пока сам Шеро выбирал портьеры для сцены свадьбы — их изготовили специально для фильма на лионских мануфактурах, — а художница Муадель Бикель варила в гигантских котлах ткани для костюмов (их необходимо было состарить), вспыхнул давно тлеющий конфликт в Югославии. «Нам стали поступать новости, как представители одного народа убивают другой, — вспоминал позднее режиссер. — Иногда параллели между 1993 и 1572 годами напрашивались сами собой».
Центральной сценой фильма станет Варфоломеевская ночь. «Проявления крайнего варварства никуда не исчезли, — рассказывал Патрис Шеро. — Пока мы снимали фильм, религиозные войны снова охватывали Европу». Задача режиссера — передать ужас от происходящего, но действовать нужно было аккуратно. Зритель не должен был в страхе отшатнуться от экрана. Шеро, которого в детстве отец-художник каждые выходные водил в Лувр, находит решение в живописи. Гойя, Жерико и Фрэнсис Бэкон подсказывают выбор цвета и ракурса. Чтобы сделать насилие предметом наблюдения, его необходимо поместить под стекло и снабдить комментарием — как страшное насекомое, обезвреженное и готовое к изучению. Искусство как раз и может сыграть роль защитного стекла, и Шеро создает фильм, где каждый кадр обилием персонажей и яркостью красок напоминает оперную сцену и вызывает эстетическое переживание.
Еще один важный источник вдохновения для режиссера — фильм «Крестный отец». «Семья королевы Марго — настоящая мафиозная структура», — отмечает Шеро. Осознать свое место в ней — вот путь, которым предстоит пройти главной героине фильма, чью роль сыграет Изабель Аджани.
Читайте также
При этом, как и любой режиссер, решившийся на экранизацию исторического романа, Шеро больше всего боится создать галерею цветных картинок. «Я запретил себе снимать то, что обычно показывают в исторических фильмах, — рассказывал он в одном из интервью. — Никаких улиц, магазинов, предметов быта. Я хотел, чтобы зритель с первых кадров погружался в историю, как это обычно происходит в приключенческих фильмах и детективах». Еще один важный источник вдохновения для режиссера — фильм «Крестный отец». «Семья королевы Марго — настоящая мафиозная структура», — отмечает Шеро. Осознать свое место в ней — вот путь, которым предстоит пройти главной героине фильма, чью роль сыграет Изабель Аджани.
Когда актриса дала согласие на съемки, Шеро стало очевидно, что сценарий придется переписывать. В романе Дюма Маргарита быстро отходит на второй план. Все внимание уделяется дружбе гугенота Ла Моля и католика Коконнаса. Но Аджани достойна большего, и Шеро в течение почти трех часов рассказывает историю женщины, которая запрещает мужу приходить к ней в свадебную ночь, чтобы провести ее со случайным любовником, найденным на парижских улицах. Как вспоминал позднее Венсан Перес, Шеро и Аджани вели долгие беседы о том, какой должна быть эта сцена. «Все очень просто, — сказал им тогда Перес. — Я просто прижму ее к стене и возьму за ляжку. Патрис тут же одобрил мой вариант. Но ни он, ни Аджани не осмелились бы предложить его сами».
Королева Марго в версии Патриса Шеро — это женщина, которая отвергает навязанный ей сценарий и сама берет в руки перо. «В конце она окажется одинокой, но свободной. А еще великодушной», — скажет про нее режиссер. Вот уже много лет Изабель Аджани отказывается от интервью, где нужно говорить о себе. Когда же ее просят рассказать о Патрисе, умершем от рака в 2013 году, она всегда соглашается.
«Астерикс и Обеликс против Цезаря». Режиссер Клод Зиди (1999)
По комиксам Рене Госинни и Альбера Удерзо
Французы великодушно простят иностранцу незнание романов Виктора Гюго и Жорж Санд, но очень огорчатся, если, увидев изображение человечка в шлеме с крылышками, он не воскликнет: «Да это же Астерикс!» Отважный галл, обитатель последней непокоренной деревни, которая упорно сопротивляется римскому диктатору, появился на свет в 1959 году: французский читатель немедленно узнал в Астериксе себя и крепко его полюбил.
Интересно, что персонажа, с которым французы себя с удовольствием ассоциируют, придумали два мигранта: Рене Госинни, потомок польских евреев, и Альбер Удерзо, выходец из Италии. Летом 1959 года друзья сидели на кухне в крохотной квартире Альбера в парижском пригороде Бобиньи и пытались придумать персонажа для новой серии комиксов. За недостатком идей они решают порыться в далеком прошлом. Альбер начинает перечислять исторические периоды. Про древних людей уже, кажется, что-то было. А про галлов? Про галлов ничего не было! «Мы за пару часов придумали галльскую деревню и ее обитателей, — вспоминал Госинни. — Помню, мы все время смеялись, нам было очень весело».
Французы великодушно простят иностранцу незнание романов Виктора Гюго и Жорж Санд, но очень огорчатся, если, увидев изображение человечка в шлеме с крылышками, он не воскликнет: «Да это же Астерикс!»
Читайте также
Очень быстро «Астерикс» опережает всех соперников и становится самой продаваемой серией комиксов во Франции. Читателям нравится читать о деревне, которая отказывается подчиняться давлению извне, смело защищается, снова и снова водит римлян за нос. Интересно, что в том же 1959 году министр культуры Франции Андре Мальро начинает проводить политику активной поддержки творческих индустрий. Например, налог на телевидение направляется на поддержку авторского кинематографа, а процент с продажи билетов в кино идет на помощь писателям. Это оригинальная и чрезвычайно эффективная система получила название «французского культурного исключения». О важности сопротивления унифицирующим глобальным трендам и сохранения собственной идентичности и культуры рассказывает и «Астерикс».
Фильм «Астерикс и Обеликс против Цезаря», снятый Клодом Зиди с Кристианом Клавье в главной роли, стал самым популярным во Франции 1999 года. Его посмотрели 9 миллионов зрителей, он собрал самую солидную кассу. Продюсером фильма выступил тот самый Клод Берри: именно он подписал контракт с Альбером Удерзо (Госинни умер в 1977 году). Автор требовал во что бы то ни стало сохранить дух первоисточника. Судя по реакции зрителей, создателям фильма это удалось. В продюсировании картины принимала участие и Германия — там «Астерикс» популярен почти так же, как во Франции. Интересно, что в этой стране серии комиксов переводят не только на немецкий, но и на баварский, швабский и даже городской гамбургский диалекты.
«Астерикс» — история про важность локальных культур, их взаимодействие и совместное сопротивление имперскому давлению. А еще это история про Европу, поиск общих ценностей, построение горизонтальных связей, уважение языкового разнообразия и единение перед общей угрозой. И, видимо, неслучайно первый французский спутник, отправленный на орбиту в 1965 году, назывался «Астерикс».
«Пена дней». Режиссер Мишель Гондри (2013)
По роману Бориса Виана
1946 год. Инженеру Борису Виану 26 лет. Он живет в Париже, слушает джаз, скучает на работе, делает вид, что рассчитывает оптимальный размер бутылочных горлышек, а на самом деле пишет роман. Там, помимо прочего, будет идти речь о пианококтейле. Представьте: вы наигрываете на пианино Шопена или Дюка Эллингтона, а оно вам в это время готовит подходящий по настроению коктейль. В том же году другой инженер, Констан Мартен, изобретает в версальских мастерских клавиолин — предшественника современного синтезатора. В 1960-е этот инструмент будет использовать группа «Битлз», а в 2014 году внук Мартена режиссер Мишель Гондри экранизирует книгу, над которой, увиливая от своих профессиональных обязанностей, работал Виан.
«Кто только ни советовал мне поставить фильм по „Пене дней“», — признавался позднее Гондри. — С твоим-то дедушкой! С твоей любовью к музыке и всяческим изобретениям! Говорили, что это моя вселенная. Теперь каждый из моих друзей уверен, что именно он подтолкнул меня к этой мысли». Гондри и вправду удалось передать настроение послевоенной эпохи. Мир иерархий и строгих порядков, построенный на подчинении и праве сильного, тогда, казалось, окончательно себя дискредитировал. Предстояло все переосмыслить и изобрести заново.
«Пена дней» похожа на Политехнический музей из параллельной вселенной. Фильм хочется пересматривать несколько раз, чтобы снова взглянуть на ползающий по стене дверной замок и грядки с томатами, разбитые в кухонном шкафу.
Читайте также
Виан мечтает о новой вселенной — где инженеры придумывали бы не мощное оружие, а музыкальные инструменты. Хотелось, чтобы в жизни было больше поэзии и творческой свободы. Хотелось летать: и в книге Виана — и в фильме скрупулезно следующего за автором Гондри — появляется летающее облако, которое паркуется рядом с рынком Ле-Аль и делает остановку в подземном лесу. Этот новый вид транспорта, пахнущий корицей, напоминает флип, на котором перемещались герои фильма «Гостья из будущего» — его создатели тоже мечтали, что через каких-то пару лет люди будут строить космодромы и расшифровывать язык животных, а пиратство станет восприниматься не иначе, как нелепый анахронизм. Интересно, что все изобретения Виана — от самозашнуровывающихся ботинок до записной книжки в виде кубика Рубика — делались вручную специально для съемок. «Терпеть не могу компьютерные спецэффекты и съемки с хромакеем», — говорил Гондри.
Его «Пена дней» похожа на Политехнический музей из параллельной вселенной. Фильм хочется пересматривать несколько раз, чтобы снова взглянуть на ползающий по стене дверной замок и грядки с томатами, разбитые в кухонном шкафу. Картина с Роменом Дюрисом и Одри Тоту в главных ролях еще и передает дух предчувствия французского «счастливого тридцатилетия», послевоенного периода, ознаменовавшегося экономическим ростом и социальной эмансипацией. Это и воспоминание о Франции того времени, когда ее жители толпились в книжных, ходили на лекции экзистенциалистов, сочиняли стихи — и парижский воздух вибрировал от смелых идей.
Это фильм-фантазия о том, каким могло бы быть общество, если бы в нем не было войн, болезней и бессмысленной изнурительной работы. По крайней мере, первая его часть. Во второй Дюк Эллингтон замолкает, у главной героини вырастает в груди опасная кувшинка, а ее муж устраивается на завод по производству ружей, чтобы оплачивать больничные счета. «Пена дней» — это еще и высказывание о человеческой хрупкости и уязвимости, которая в 1946 году ощущалась особенно остро. Интересно, что, несмотря на предписываемые лежания голышом на куче земли — чтобы оружие получилось долговечным, его по сюжету необходимо согревать человеческим теплом, — у главного героя так и не выходит справиться с задачей. У его автоматов стволы не желают твердеть — гнутся, как стебли растений, во все стороны и стреляют мимо цели. Виан хотел верить: когда-нибудь люди разучатся делать оружие. И будут изо дня в день играть на трубе, кататься на коньках и выращивать лилии.
«Сонины проказы». Режиссер Кристоф Оноре (2016)
По сказке Софи де Сегюр
Когда основатель крупнейшего французского издательства Hachette Луи Ашет договаривается с французскими железными дорогами о неслыханной привилегии продавать книги на вокзалах (поезда в 1855 году ходят медленно, дороги длинные, а пассажиры хотят скоротать время за приятным чтением), он энергично начинает искать новых авторов. Помимо книг для взрослых, нужно придумать еще и серию для детей. Знакомый Луи Ашета, граф Эжен де Сегюр, говорит, что его супруга пишет сказки для внуков и они совсем не дурны. Не хочет ли Луи с ними ознакомиться?
Софи де Сегюр окажется одним из многих авторов «Розовой библиотеки», которую придумает Луи Ашет. Но только ее «Сонины проказы» и «Примерные девочки» станут классикой французской литературы. Пожалуй, во Франции не найти человека, который бы не читал в детстве книги графини де Сегюр. Ее Соня — французская Алиса в стране чудес. Законченный и точный до малейших деталей портрет детства.
Пожалуй, во Франции не найти человека, который бы не читал в детстве книги графини де Сегюр. Ее Соня — французская Алиса в стране чудес. Законченный и точный до малейших деталей портрет детства.
Читайте также
«Мне понравилось, что чуть ли не впервые в литературе женский персонаж управляет повествованием», — скажет режиссер Кристоф Оноре, решивший в 2016 году снять фильм по рассказам графини. За час сорок шесть минут будут рассказаны самые интересные истории: как лихо Софи расправляется с аквариумными рыбками, украдкой съедает спрятанные от нее конфеты, стоит под водосточной трубой в надежде закудрявить прямые волосы. А еще Софи решает напоить своих друзей чаем из воды, взятой из собачьей миски. Эту сцену начинаешь воспринимать иначе, когда узнаешь, что в детстве графиня Софи де Сегюр — урожденная Софья Ростопчина, дочь того самого Федора Ростопчина, который губернаторствовал в Москве в 1812 году, — не всегда могла пить столько, сколько хотела. И иногда ей приходилось утолять жажду водой из собачьей миски.
В рассказах, которые вышедшая за французского графа Софья начала писать после 50-ти, она во многом описывает свое детство. Провела она его в подмосковной усадьбе Вороново — и позднее в ее рассказах, где действие происходит в Нормандии, внезапно будут возникать леса и деревни со странно русскими названиями. Ее мать, яростная католичка, воспитывала дочку чрезвычайно строго. Девочке приходилось самой шить себе белые перкалевые платья — в очень похожих будет спасать ежиков и ловить белок Каролин Грант, актриса, сыгравшая в фильме Софи. Если же маленькой Соне Ростопчиной случалось запачкать платье, ее наказывали.
В книгах де Сегюр множество сцен наказаний и унижений, которым подвергаются дети. А мачеха Софи — в фильме ее играет знаменитая комедийная актриса Мюриэль Робен — прямо говорит, что нет лучшего средства для воспитания детей, чем плетка. Де Сегюр даже сравнивали с де Садом, хотя она просто честно описывала реальность, с которой сама была слишком хорошо знакома. Однако о подобном писать тогда было не принято. Де Сегюр заставила читателей иначе посмотреть на нравы высшей аристократии, первой отошла от слащавых образов и вывела на передний план не благонравную девицу, а девочку-сорванца. Желание Софи исследовать мир так велико, что никакие наказания не могут ее остановить. Исследовательница творчества писательницы Мейлен Берасатеги заметила: «Эти истории нам нравятся потому, что даже сегодня у детей нет и сотой доли той свободы, которой обладала бесстрашная Софи».
«Утраченные иллюзии». Режиссер Ксавье Джанноли (2021)
По роману Оноре де Бальзака
Когда Ксавье Джанноли наконец представился шанс снять фильм по роману Бальзака «Утраченные иллюзии» — а он мечтал об этом 30 лет, с тех пор как в 18 прочел книгу, — режиссер отправился в Сорбонну навестить своего преподавателя литературы. «Филипп Бертье мог бы рассказывать о Бальзаке гораздо больше меня», — скажет он в интервью. Уважаемый бальзаковед прочитает сценарий и даст Ксавье несколько ценных советов. Так, рядом с предложением «И в театре погасли огни» он напишет: «Вам придется объяснить, каким образом это будет сделано». «И тут-то я понял, что в то время в театре горели свечи!» — со смехом скажет потом Джанноли. Ни Бертье, ни другие исследователи Бальзака не возражают и против некоторых вольностей. Так Джанноли решает, что Люсьена (Бенжамен Вуазен) и мадам де Баржетон (Сесиль де Франс) будет связывать не только любовь к стихам. В книге они влюблены друг в друга. В фильме — становятся любовниками. «Я допускаю, что Бальзак не мог описать любовную связь между замужней женщиной и молодым поэтом и по цензурным соображениям, — объясняет свой выбор режиссер. — Кроме того, на мой взгляд, Бальзак был слишком строг к мадам де Баржетон, когда писал, что она из русалки превратилась в высохшую кость каракатицы. Мне хотелось оставить ее русалкой».
Джанноли не стремится проиллюстрировать роман Бальзака слово в слово. «Я хотел передать дух, смысл и настроение книги», — говорит он, отдельно отмечая, что автор «Человеческой комедии» очень кинематографичен.
Читайте также
Джанноли не стремится проиллюстрировать роман Бальзака слово в слово. «Я хотел передать дух, смысл и настроение книги», — говорит он, отдельно отмечая, что автор «Человеческой комедии» очень кинематографичен. «Его по праву можно считать предвестником кино, — объясняет Джанноли. — Некоторые сцены выглядят готовой раскадровкой. Вот крупный план, а вот камера словно отъезжает в желании показать зрителю всю панораму, чтобы затем вновь сосредоточиться на деталях». Первым эту особенность Бальзака заметил Сергей Эйзенштейн, чей очерк Джанноли случайно обнаружил в книжном магазине рядом с Сорбонной.
Чтобы снять фильм, достойный романа, — а «Утраченные иллюзии» получили семь «Сезаров»! — Джанноли настойчиво торгуется с продюсерами. Ему нужен солидный бюджет, чтобы воссоздать Париж 1821 года, куда каждый день приезжают сотни поэтов, подающих надежды и мечтающих стать богатыми и знаменитыми. Все они — как и Люсьен де Рюбампре — надеются, что их талант оценят по достоинству. На деле же свое умение писать тексты им довольно быстро приходится продавать тому, кто заплатит дороже. Париж, как говорит Бальзак, приподнимает перед ними юбку, чтобы показать свою безобразную наготу.
«Мне хотелось изобразить, как рождается современное общество, где все продается и покупается», — объясняет Джанноли. В романе Бальзака журналисты не скрывают, что должны обогащать акционеров газеты, в редакции разгуливают живые утки — canard по-французски значит еще и фейк-ньюс, — а критики не стесняются брать деньги с авторов за хвалебные рецензии. Даже аплодисменты в театре можно купить! Здесь едва ли не у каждого есть шанс преуспеть, но и риск сойти с дистанции раньше времени очень велик. Об этих несчастных в городе уже позаботились.
В те годы в водах Сены под каждым мостом по распоряжению мэрии висели рыболовные сети. Так городским службам не приходилось обшаривать дно в поисках отчаявшихся, которым Париж так и не покорился. Люсьен тоже окажется близок к тому, чтобы покинуть дистанцию. Но, по мнению Джанноли, утрата иллюзий хоть и неизбежна, но не фатальна: «Это еще и возможность избавиться от заблуждений и хотя бы немного поумнеть», — отмечает он. Кажется, нынешним бальзаковским героям это удалось. В парижских театрах уже не купишь аплодисменты и едва ли можно подкупить критика — неважно, пишет он для гида «Мишлен» или для «Оперного вестника». Репутация стоит дороже. А одна из главных газет Франции, знаменитая своими антикоррупционными расследованиями, называется Canard enchaîné, что значит «Утка на цепи». Кажется, больше ей не разгуляться.
