Согласно китайскому календарю, один из самых влиятельных японских писателей родился в час Дракона дня Дракона года Дракона — утром 1 марта 1892-го. Так он получил имя Рюноскэ, от японского «рю» — дракон. Через несколько месяцев мать мальчика потеряла рассудок, и ребенок попал на воспитание к дяде, в интеллигентский дом в богатом токийском районе. Там он получил фамилию Акутагава.
Рюноскэ Акутагава. Детство
Будущий классик рос любознательным, с раннего возраста проявлял интерес к литературе и писательству, сочинял хайку, учил английский и китайский языки. После окончания школы он поступил в Токийский университет и начал заниматься филологией, углубленно изучать мировой канон — от античности до Мопассана, Бодлера и Стриндберга. А параллельно — участвовать в издании студенческого журнала «Синсите», то есть «Новое течение». Этот момент можно назвать отправной точкой в карьере Акутагавы. Именно тогда, с публикацией первых рассказов, он впервые ярко выступил против мейнстрима, охватившего книжную индустрию.
В начале XX века в Японии стал набирать популярность жанр ватакуси сесэцу, который на русский переводят по-разному: эгобеллетристика, натурализм или роман о себе. Суть течения заключалась в попытке писателей сосредоточиться на личных переживаниях, непосредственно выражать свой опыт, описывать реальные события без лишних развлекательных отступлений.
Тексты того времени и дискуссия, сформировавшаяся вокруг радикальных натуралистических принципов, во многом напоминают нынешние обсуждения российского тренда на автофикшен-литературу. Сто лет назад, как и сейчас, культурное сообщество не могло договориться: верно ли, что писатель может достоверно рассказывать только о самом себе? Авторы «Синсите» считали, что нет.
На пороге славы
Для своих ранних рассказов Акутагава придумал лаконичное устройство. В качестве декораций он использовал сюжеты из японского фольклора, легенды об императорах, самураях и ремесленниках, часто относящиеся к XII–XIII векам. Затем на основе этого материала он пробовал погрузиться в какой-нибудь универсальный человеческий конфликт — например, бывает ли добро с кулаками («Ворота Расемон») или каких жертв требует искусство («Муки ада»). Уже первые новеллы шли вразрез с общим курсом на исповедальные тексты эгобеллетристики, и вскоре их заметил Нацумэ Сосэки — величина, пожалуй, настолько же значимая для японской литературы, насколько для России Лев Толстой.
Осенью 1915-го молодой Акутагава решился посетить литературный салон Сосэки и познакомиться с гением вживую, после чего в течение года они работали вместе, но в декабре 1916-го знаменитый романист умер. Несмотря на это, Акутагава еще долгое время находился под влиянием мастера и считал Сосэки своим учителем.
Уже первые новеллы шли вразрез с общим курсом на исповедальные тексты эгобеллетристики, и вскоре их заметил Нацумэ Сосэки — величина, пожалуй, настолько же значимая для японской литературы, насколько для России Лев Толстой.
Читайте также
«Эффект Расемона». Рассказ «В чаще»
После окончания университета Рюноскэ Акутагава преподавал английский язык в военно-морской школе, затем несколько лет был репортером газеты «Осака майнити симбун», для которой ездил в Китай как специальный корреспондент, но основным его занятием оставалось писательство, и в 1922 году вышло важнейшее произведение автора — рассказ «В чаще».
По сюжету новеллы молодой самурай найден в лесу мертвым. Четыре свидетеля и подозреваемый дают показания, но их воспоминания противоречат друг другу, и читателю предстоит разобраться, кто говорит правду. Десятилетиями рассказ был известен только на локальном уровне, пока в 1952 году «Расемон» — фильм Акиры Куросавы по мотивам этой истории — не получил «Оскар» как лучшая иностранная картина. Тогда прием Акутагавы стал известен по всему миру как «эффект Расемона». Это понятие теперь используют для описания любой ситуации, в которой несколько индивидуумов выражают собственную субъективную правду и набор версий не складывается в единый пазл.
«Эффект Расемона» вышел далеко за пределы культуры: его стали цитировать психологи, юристы и ученые для обозначения реальности, в которой всякое высказывание — это микс из фактов, предрассудков и ошибок человеческого восприятия. В литературе и кино появился целый пул ненадежных рассказчиков, балансирующих между правдой и ложью, — от набоковского Гумберта Гумберта до Эми Данн из «Исчезнувшей».
Перепридумывая классику
Вскоре после публикации «В чаще» вышла миниатюра «Сад» — история старинной семьи, живописное поместье которой медленно приходит в запустение. Новелла была вдохновлена «Вишневым садом» Антона Чехова. Вообще, Акутагава отлично знал русскую классику и часто перепридумывал ее — например, в рассказах «Нос», где пожилой монах воюет с собственным лицом, или «Вальдшнеп», в котором Толстой и Тургенев отправляются на совместную охоту.
Интерпретация чеховской пьесы оказалась еще мрачнее, чем оригинал. С началом Реставрации Мэйдзи и постепенной модернизацией Японии три поколения старинного дома Накамура распадаются, неспособные найти место в новом мире. Их сад погибает, и на его месте строят железнодорожную станцию — знак неизбежного наступления индустриальной эпохи.
Интерпретация чеховской пьесы оказалась еще мрачнее, чем оригинал. С началом Реставрации Мэйдзи и постепенной модернизацией Японии три поколения старинного дома Накамура распадаются, неспособные найти место в новом мире.
Читайте также
С выходом «Сада» и дальше, от рассказа к рассказу, интонация писателя становилась сумрачнее. Отчасти это было связано с тем, что Акутагава все еще находился в оппозиции к мейнстриму и чувствовал давление со стороны коллег. В 1926 году он признался в заметках, что ему надоели наставления писать о самом себе: «Во-первых, мне неприятно показывать вам, любопытствующим, всю обстановку моей жизни. Во-вторых, мне неприятно ценой таких признаний приобретать лишние деньги и имя». Акутагава ощущал разрыв между тем, что от него ждут критики, и тем, что интересует его самого. Но это была не единственная его тревога.
«Смутное беспокойство о будущем»
Родная мать Рюноскэ Акутагавы страдала от сумасшествия и умерла, когда мальчику было одиннадцать. Последние годы она провела в мезонине фамильного дома, и время от времени ребенка привозили навестить ее. Акутагава помнил эти визиты, день ее смерти и торжественные похороны. В период юности писатель иногда чувствовал присутствие призрака матери и беспокоился, что ее психическое расстройство передалось ему по наследству. Во второй половине 1920-х годов его состояние резко ухудшилось: Акутагава переживал зрительные и слуховые галлюцинации, его мучили головные боли, бред и паранойя. Этот период сопровождают несколько автобиографических заметок: «Диалог во тьме», «Зубчатые колеса» и «Жизнь идиота», — в которых писатель обрушивается с суровым осуждением на собственный жизненный путь.
В воскресенье, 24 июля 1927 года, Акутагава принял смертельную дозу снотворного и скончался в возрасте 35 лет. Рядом с подушкой он оставил Библию и записку друзьям, в которой объяснил, что покончил с собой из-за «смутного беспокойства о будущем».
В цифрах итоги литературной работы Акутагавы выглядят ошеломительными. Чуть больше чем за десятилетие он закончил около ста пятидесяти рассказов, отсылки к которым даже в современной культуре можно разглядеть повсюду — от сценария «Последней дуэли» Ридли Скотта до песни Гражданской обороны «Про дурачка». И хотя он проиграл в схватке с внутренним критиком, он никогда не следовал за мнением критиков внешних — и это, конечно, победа.
