Михаила Булгакова можно было бы назвать писателем удачливым. Несмотря на то что жил он в худшее из времен, а свободы, о которой так мечтал, никогда не видел, он успел получить свою часть прижизненной славы, да и запрещать его стали не сразу, и посадить не успели. Его любили женщины, ему завидовали мужчины, он умудрился даже в стране всеобщей уравниловки ярко выделяться из толпы своими bon mot, не всегда невинными шутками, блестящими лакированными ботинками и неизменным галстуком-бабочкой. Как всякий писатель, он мечтал создать такой роман, что выделил бы его над современниками и сохранил бы его имя в веках. Так и получилось: роман «Мастер и Маргарита» был опубликован 30 лет спустя после кончины автора и посмертно сорвал литературный джекпот. Это совершенно точно самая популярная русская книга ХХ века, ее давно растащили на сцены, мемы, цитаты, а некоторые так и возненавидели.
В 2007 году журнал Timeout опросил 70 представителей литературы, чтобы узнать, какая, на их взгляд, самая переоцененная книга прошлого века. Абсолютное большинство ответили: «Мастер и Маргарита». Роман, который должен был прославить автора, его же и съел: Булгаков запомнился нам или как автор веселых литературных аттракционов, или, еще хуже, как трагический, разбитый жизнью и врагами Мастер. Хотелось бы помнить его и другим: щеголевато одетым, настоящим советским денди, сердцеедом, блистательным сатириком, который сам бы кого хочешь скушал и косточки выплюнул, мечтавшим о покое, а попавшим, вопреки собственным желаниям, на вечную изоляцию в страну слез.
«Я запоздал на 4 года с тем, что я должен был давно начать делать — писать»
В 1921 году Михаил Булгаков, молодой врач родом из Киева, окончательно переехал в Москву, напоследок подарив киевскому университету свою коллекцию бабочек и жуков. Позади война, на которой он работал в лазарете в Саратове, революция, которую он увидел из окна по пути на демобилизацию в Москву, попытка рвануть на юг и уехать из страны, которой помешало отсутствие денег и эпидемия тифа. Но теперь Булгаков понял, что главное его призвание — быть писателем. Он начал сочинять фельетоны для газет «Гудок» и «Рабочий», а с 1922 года — писать рассказы.
Самый яркий из ранних текстов Булгакова, и одно из первых его напечатанных литературных сочинений, — рассказ «Красная корона» с подзаголовком historia morbi. Это из Чехова, жанр «медицинского рассказа», как в «Черном монахе». Главный герой, обитатель психиатрической клиники, каждую ночь вспоминает, как мать велела ему вернуть домой младшего брата Колю, хотя бы на день. Он уехал, нашел Колю, но тот ответил: «Я не могу оставить эскадрон», — и ушел отражать наступление — а вернулся через час со снесенным черепом.
«Уехал в серенькой фуражке, вернулся в красной. И день окончился. Стал черный щит, на нем цветной головной убор. Не было волос, и не было лба. Вместо него был красный венчик с желтыми зубьями-клочьями.
Всадник — брат мой, в красной лохматой короне, сидел неподвижно на взмыленной лошади, и если б не поддерживал его бережно правый, можно было бы подумать: он едет на парад.
Всадник был горд в седле, но он был слеп и нем. Два красных пятна с потеками были там, где час назад светились ясные глаза».
В 2007 году журнал Timeout опросил 70 представителей литературы, чтобы узнать, какая, на их взгляд, самая переоцененная книга прошлого века. Абсолютное большинство ответили: «Мастер и Маргарита».
18 лет спустя, зимой 1940 года, ослепший, умирающий Булгаков будет заканчивать «Мастера и Маргариту», диктуя правки жене. Герой романа, бедный романтический Мастер, окончит свои земные дни в психиатрической лечебнице — зато дни небесные продлятся бесконечно в вечном доме с венецианским окном и вьющимся до самой крыши виноградом. И, конечно, это тот же самый человек, что заново и заново переживал кошмар гибели брата в «Красной короне».
Читайте также
«Патентованный городской чудак, скептик и неврастеник»
Но пока, в 1922 году, все было вполне благополучно. Оказался жив брат Николай — только в январе семья узнала, что Николай и Иван выжили и оказались в Париже. Николай в Париже бедствовал, а Михаил в Москве процветал и посылал ему деньги на содержание. Был напечатан роман с немыслимым названием «Белая гвардия», в 1926 году во МХАТе был поставлен и шел с необыкновенным успехом спектакль «Дни Турбиных», а в Театре им. Вахтангова — «Зойкина квартира». На деньги, полученные от «Дней Турбиных», Булгаков, по воспоминаниям Катаева, прикупил «галстук бабочкой, цветной жилет, ботинки на пуговицах, с прюнелевым верхом и даже, что показалось совершенно невероятным, в один прекрасный день вставил в глаз монокль…».
Он вообще был модник — его друг Сергей Ермолинский вспоминал рассказ Булгакова о его первых походах по редакциям:
«Я заявился со своим первым произведением в одну из весьма почтенных редакций, приодевшись не по моде. Я раздобыл пиджачную пару, что само по себе было тогда дико, завязал бантиком игривый галстук и, усевшись у редакторского стола, подкинул монокль и ловко поймал его глазом. У меня даже где-то валяется карточка — я снят на ней с моноклем в глазу, а волосы блестяще зачесаны назад. Редактор смотрел на меня потрясенно. Но я не остановился на этом. Из жилетного кармана я извлек дедовскую „луковицу“, нажал кнопку, и мой фамильный багет проиграл нечто похожее на „Коль славен наш Господь в Сионе“».
В публикации модному господину — сам он себя аттестовал как «патентованный городской чудак, скептик и неврастеник» — отказали, но слава была впереди. Еще можно было сорить деньгами, ездить в Крым, писать оттуда иронические путевые заметки, кстати недавно только опубликованные на русском, разглядывать камни-собаки:
— Вася, глянь-ка, что на собачке нарисовано!
— Ах, черт возьми, действительно, вылитый Мефистофель…
— Сам ты Мефистофель! Это Большой театр в Москве!
Булгаков и его музы
Булгаков был женат трижды, и все три раза счастливо, и это не считая бесконечных романов, на которые первые жены привычно смотрели сквозь пальцы. Его первая жена, Татьяна Лаппа, спасла его от увлечения морфием, постепенно снижая дозу, и героически была с ним во время всех лишений. Наградой не стала даже благодарность — в 1922 году Булгаков ушел от нее к блистательной, только приехавшей из Парижа Любови Белозерской. Она показала ему красивую жизнь, сидела с рукописями, переводила. Но и ее бросили ради третьей жены — той самой Елены Сергеевны, по первому браку Шиловской, что сохранила для последующих поколений его главный роман.
Это женское опекающее внимание — одна из причин огромного количества выросших вокруг Булгакова мифов. Откуда мы знаем, что в юности ему во снах и видениях являлся Гоголь? Из воспоминаний первой жены. Откуда знаем, что он предчувствовал свою мучительную смерть? Из воспоминаний третьей. Собственно, и о том, что в Маргарите он вывел свою третью жену, мы знаем от нее. Были еще и четвертая, и пятая, лично с Булгаковым незнакомые — исследовательницы творчества Булгакова Мариэтта Чудакова, Лидия Яновская. Собирая его книги (Чудакова совершила почти чудо, восстановив первую редакцию «романа о дьяволе» по сожженной рукописи), они заодно конструировали и миф о нем и о многочисленных загадках, окружающих его имя и творчество.
Читайте также
Сталин позвонит
Благополучие Булгакова было недолгим. В 1927-м впервые запретили «Дни Турбиных» — правда, по личному повелению Сталина разрешили снова. В 1928-м запретили пьесу о жизни эмигрантов «Бег», и это было, писала вторая жена Булгакова Любовь Белозерская, как будто в доме кто-то умер. Запретили пьесу о Мольере. Внезапно Булгаков стал опальным писателем. Он голодал и тогда написал то самое знаменитое письмо правительству СССР: «Ныне я уничтожен». Он просил отпустить его на свободу, немедленно, вместе с женой, выгнать из страны, из которой он столько пытался, но не мог уехать. А если не выгнать, то дать работу в театре хоть режиссером, хоть статистом.
В ответ на это письмо Булгакову позвонил Сталин и пообещал ему работу, если сам Булгаков откажется от планов уехать за границу. Этот разговор писатель никогда не забывал и много раз пытался повторить, но безуспешно. Даже сам герой, Мастер, в его главном романе, возможно, появляется из другого знаменитого звонка Сталину, когда тот спрашивал у Пастернака про Мандельштама: мастер он или нет. В ранних версиях «романа о дьяволе» никакого мастера не было. Есть версия, пусть и несостоятельная, что роман «Мастер и Маргарита» был написан для одного читателя — для Сталина. Это, конечно, не так, но что мечта о «злом добром вожде» отразилась в фигуре Воланда — несомненно. Булгаков так и умер от этой неразделенной любви: причиной нервного расстройства, его погубившего, стал личный запрет Сталина на пьесу «Батум» о его молодых годах. Но в его бумагах сохранились фантазии о дружбе с вождем, пьеса, в которой Сталин все-таки позвонил, и призвал, и сделал Булгакова своим приближенным.
Мыслим ли я в СССР?
Обращаясь к правительству СССР, Булгаков жаловался, что его талант сатирика в стране не востребован, потому что «„Правда“ убивает», как потом выразился Воланд. И действительно, его сатирический талант был применим в СССР только в ранние годы страны. Смех его был абсолютно безжалостным и никогда не добрым. Враг мещанства и обличитель всякой глупости, он часто использовал свой талант для сведения личных счетов. Иногда слишком безжалостно — так вывел в «Белой гвардии» под видом подлеца и предателя Сергея Тальберга мужа своей сестры Леонида Карума, чем чудом не подвел его под трибунал. «Театральный роман» — это очень злая пародия на весь МХАТ целиком. В «Мастере и Маргарите» Булгаков вывел почти поименно всех своих врагов и расправился с ними.
Но любая другая попытка привязать «Мастера и Маргариту» к какой бы то ни было советской актуальности незаслуженно ограничивает роман. Он не про Сталина, не про последнюю любовь, даже не про покой и волю, о которых Булгаков всю жизнь мечтал, и не про уничтожение его литературных врагов.
Он — отражение Москвы 1930-х годов, в которой все могло бы пойти совершенно по-другому. Да, здесь все еще были подлецы и дураки, с которыми Булгаков всю жизнь боролся. Были вездесущие органы безопасности, и смерть была быстрой и бессмысленной, но над всем этим вставала, переигрывая жизнь по другим правилам, новая потусторонняя сила. Эта сила была воплощенной мечтой о справедливой власти. Абсурдная и даже жестокая, она привносила в абсурд и жестокость собственную логику. Эта власть была библейской в том самом смысле, что вершила последний суд прямо здесь и сейчас. Время террора было страшным именно своим отсутствием логики: человека судили и карали без вины. Финальный роман Булгакова эту чудовищную несправедливость исправлял. И, собственно, за эту возможность другого взгляда мы его и любим.
