Блог
Storyport

«Гнусность соседствует с низостью, а мерзость источает смрад»: почему «Цветы зла» Бодлера — великая книга?

Поделиться в социальных сетях

26 июня 2020

Филолог Ксения Шилина рассказывает о Шарле Бодлере — самом скандальном французском поэте XIX века, который научил нас видеть прекрасное в безобразном и повлиял не только на французскую литературу, но и на русский Серебряный век.

Шарль Бодлер

«Гнусность соседствует с низостью, а мерзость источает смрад»: почему «Цветы зла» Бодлера — великая книга?

Стихотворный сборник «Цветы зла» Шарля Бодлера — одна из самых эпатажных и скандальных книг за все время существования книгопечатания. Книга, после которой литература, по мнению многих, уже не могла оставаться прежней.

«Цветы зла» полны смрада?

Спокойствие вокруг сборника стихов Бодлера после его выхода в свет 25 июня 1857 года сохранялось всего одиннадцать дней, после чего поэт был обвинен практически во всех грехах. Даже если его в чем-то не обвиняли напрямую, то было очевидно, что прочтение книги уж точно приведет читателей в ад.

«Гнусность соседствует здесь с низостью, а мерзость источает смрад. Доселе не видано было, чтобы столько грудей кусали и даже жевали на таком малом количестве страниц, никогда не бывали мы и на подобном параде бесов, чертей, кошек и паразитов. Эта книга — настоящее прибежище для сердец, пораженных гнилью…» — так писал о сборнике поэта некий Гюстав Бурден в газете «Фигаро» за 5 июля 1857 года.

Возможно, с этого эмоционального отзыва и начинается устойчивый миф о стихотворном сборнике «Цветы зла» как об одном из самых скандальных и даже порочных произведений мировой литературы. Как же был создан именно такой образ? Действительно ли стихи Бодлера — это в первую очередь эстетика безобразного? И правда ли с его подачи литература заинтересовалась пороками?

Образ одной из самых скандальных книг за все время существования книгопечатания, возможно, не состоялся бы без суда над изданием. Хотя в то время во Франции это была неуникальная практика. Буквально полугодом ранее судили «Мадам Бовари» Флобера. Но, в отличие от Флобера, Бодлер суд проиграл. Наказание не было очень суровым: из уже напечатанных книг велели убрать шесть стихотворений: «Украшения», «Лета», «Той, которая была слишком весела», «Окаянные женщины», «Лесбос», «Метаморфозы вампира». А также выписали штраф автору и издателям. В целом же процесс лишь привлек к произведению дополнительное внимание публики.

«Эта книга — настоящее прибежище для сердец, пораженных гнилью…» — так писал о сборнике поэта некий Гюстав Бурден в газете «Фигаро» за 5 июля 1857 года.

К слову, обжаловали это решение суда несколько раз в разные годы, но обвинения с книги сняли лишь в 1949 году. Страсти же вокруг творчества Бодлера не утихают и поныне. Последний раз его произведения оказывались в центре скандала в 2012 году. Тогда в СМИ появилась информация о том, что госнаркоконтроль пытается изъять из продажи книги из некоего списка, в который входила и «Поэма гашиша» Бодлера. Правда ФСКН отрицала существование подобного перечня книг. Но очередной миф, связанный с фигурой и творчеством поэта, лишь дополнил картину.

Надо сказать, Бодлер сам подпитывал эти «мрачные» мифы всей своей биографией. Его путь легко можно назвать жизнетворчеством. Он рано потерял отца, болезненно любил мать, но не мог ей простить быстрого замужества после смерти первого мужа. В его жизни были любовь, страсть, страдания и наслаждения. Он был французской богемой, эпатируя добропорядочных буржуа сначала своими загулами, нарядами, зеленым цветом волос, а потом и стихами. Он получил немалое наследство, стремительно проматывал его, но вскоре лишился всего по настоянию родни, оформившей над ним опеку.

Разгульная жизнь оставила ему не только опыт и знания о «непарадной» действительности, но и сифилис, который в конце концов его и убил. Он умер в возрасте 46 лет, разбитый параличом, теряя разум. Рядом с ним была мать, а похоронили его в одной могиле с ненавистным ему отчимом.

Противоречие — суть творчества

Так что же такого было в его стихах, привлекших столько ненавистников, но еще больше — поклонников? Уже само название «Цветы зла» — это потрясающий поэтический оксюморон. Нечто прекрасное, идеал красоты и гармонии природы — цветы, но на этот раз ими расцветает все самое ужасное и низменное, цветет зло.

Темами стихотворений сборника Бодлера становятся идеал, тоска, вино, любовь, смерть и далее, далее — в общем, все то, о чем писали поэты и до него. Но, разумеется, все эти всплески ненависти и волны обожания вокруг Бодлера появились не зря. Он меняет оптику, смотрит совершенно иначе на то, на что поэты смотрели с начала времен. Вот как его лирический герой говорит о собственной смерти:

О вы, безглазые, безухие друзья,

О черви! к вам пришел мертвец веселый, я;

О вы, философы, сыны земного тленья!

Ползите ж сквозь меня без муки сожаленья;

Иль пытки новые возможны для того,

Кто — труп меж трупами, в ком все давно мертво?

(«Веселый мертвец»)

Упоение картинами разложения, смерть как веселье. И главное — уход от мук жизни в небытие и гниение как сознательное решение:

Я вырою себе глубокий, черный ров,

Чтоб в недра тучные и полные улиток

Упасть, на дне стихий найти последний кров

И кости простереть, изнывшие от пыток.

(«Веселый мертвец»)

Все эти всплески ненависти и волны обожания вокруг Бодлера появились не зря. Он меняет оптику, смотрит совершенно иначе на то, на что поэты смотрели с начала времен.

До него поэзия не пыталась столь навязчиво высматривать прекрасное в безобразном и искать следы омерзительного в прекрасном. Смерть у него ангел, добрый гений, житница. Противоречие становится для Бодлера предметом художественного изображения. И это не просто меняет поэзию, это меняет границы допустимой для художественного восприятия и изображения реальности.

В качестве иллюстрации и объяснения подойдет, пожалуй, наиболее известное бодлеровское стихотворение «Падаль». Оно входит в раздел «Сплин и идеал». Это первый и самый большой раздел сборника «Цветы зла». Уже название стиха наталкивает на мысль, что с идеалом это мало связано. И первые строки сразу обещают нам максимально живописную картину смерти, разрушения, гниения:

Вы помните ли то, что видели мы летом?

Мой ангел, помните ли вы

Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,

Среди рыжеющей травы?

Полуистлевшая, она, раскинув ноги,

Подобно девке площадной,

Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,

Зловонный выделяя гной.

(«Падаль»)

И вот в немыслимом сравнении возникает идеал, расцветает причудливым цветком, давая понять, что так на мир вокруг еще никто не смотрел. Или попросту никто не обладает зрением, дающим возможность это увидеть:

И в небо щерились уже куски скелета,

Большим подобные цветам.

От смрада на лугу, в душистом зное лета,

Едва не стало дурно вам.

(«Падаль»)

Разваливающаяся грудная клетка, полуразложившаяся плоть подобно лепесткам огромного причудливого цветка играют на солнце, тело мертвой лошади цветет и превращается в прекрасный цветок. Один из тех самых цветов зла.

Затем все это безобразие/великолепие соединяется со светлым образом его возлюбленной:

Но вспомните: и вы, заразу источая,

Вы трупом ляжете гнилым,

Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,

Вы, лучезарный серафим.

И вас, красавица, и вас коснется тленье,

И вы сгниете до костей,

Одетая в цветы под скорбные моленья,

Добыча гробовых гостей.

(«Падаль»)

И в этих острых, мучительных строках мы видим все: тоску от потери и невозможности удержать любовь, красоту, силу чувства и осознание того, что важна не реальность, а умение смотреть на нее. Никогда до Бодлера тоска от потери любви не выражалась так. Никогда никто не говорил ангелу и лучезарному серафиму о том, что он станет гнилым трупом и кормом для червей. И если сейчас, в XXI веке, кажется, что в этом нет особой революционности и неожиданности, то следует знать, что для нас нет этого именно потому, что в культуре был и есть Бодлер.

«Ты все мне чудишься, о, царственный Бодлер»

Вообще роль Шарля Бодлера в мировой культуре сложно переоценить. По разным версиям, он последний романтик или первый символист. «Проклятые поэты», декаданс, русский символизм и модернизм в целом состоялись бы, наверное, и без Бодлера, но точно не были бы такими, какими мы их знаем. В переходную эпоху, когда человечество еще только смутно ощущало приход нового, он остро чувствовал слом и думал о том, как жить в мире без Бога, чью смерть провозгласит позже Ницше.

Бодлер-критик способствовал тому, какое место в культуре заняли Эдгар По, Делакруа и его коллеги по Салонам 1845, 1846 и других годов. О нем самом писали Вальтер Беньямин и Жан-Поль Сартр, раскрывая себя как мыслителей и философов.

Русскому Серебряному веку, вероятно, пришлось бы придумать Бодлера, если бы его не существовало. Его переводили, посвящали ему стихи буквально все: Валерий Брюсов, Константин Бальмонт, Эллис, Иннокентий Анненский, Марина Цветаева, Игорь Северянин. Писали о нем Лев Толстой, Максим Горький, Антон Чехов. Причем Толстой, например, был противником Бодлера. Он смотрел на искусство с принципиально иных позиций и подчеркивал: «В последнее время не только туманность, загадочность, темнота и недоступность для масс поставлены в достоинство и условие поэтичности предметов искусства, но и неточность, неопределенность и некрасноречивость».

С некрасноречивостью Лев Николаевич, конечно, погорячился. Но в целом он указал на то, за что Серебряный век так любил Бодлера. Это не для всех понятные и даже оскорбляющие общественную мораль образы, это утверждение, что поэт выше морали и в конечном итоге что искусство выше жизни.

«Проклятые поэты», декаданс, русский символизм и модернизм в целом состоялись бы, наверное, и без Бодлера, но точно не были бы такими, какими мы их знаем.

«Как страшно-радостный и близкий мне пример / Ты все мне чудишься, о, царственный Бодлер» (К. Бальмонт), «Я заклеймен, как некогда Бодлэр; / То — я скорблю, то — мне от смеха душно» (И. Северянин) — писали о нем русские поэты, признаваясь в любви и ставя его на пьедестал.

Другими словами, проще сказать, на что не повлиял Бодлер и его «Цветы зла». Слышим ли мы отголоски его голоса сегодня? Что сказать о Чарльзе Буковски, Ирвине Уэлше, Эдуарде Лимонове и многих, многих других, у кого порок стал одной из главных тем творчества. Повлиял ли на них Бодлер? Как минимум тоска по идеалу, гармонии, попытка заменить жизнь искусством и литературой в творчестве этих авторов точно есть.

Бодлер стал тем поэтом, который не задавался модным сегодня вопросом: «А что, так можно было?» Он давал на него уверенный ответ: «Да, так можно». И сейчас уже неважно, насколько его произведения были моральны или аморальны. Важно, что за всеми мерзостями, которые разглядели в его произведениях современные ему критики, всегда скрывались поиски гармонии, идеала и избавления от боли, которая есть в каждом, кто хоть раз задумывался о несовершенстве бытия. Как нельзя лучше в завершение подойдут строки самого Бодлера. В стихотворении «Соответствия» он говорит о природе как о храме, в котором есть все, но человеку не дано это понять, лишь ощутить на миг:

Есть запах девственный; как луг, он чист и свят,

Как тело детское, высокий звук гобоя;

И есть торжественный, развратный аромат —

Слиянье ладана и амбры и бензоя:

В нем бесконечное доступно вдруг для нас,

В нем высших дум восторг и лучших чувств экстаз!

Добавьте нас в закладки

Чтобы не потерять статью, нажмите ctrl+D в своем браузере или cmd+D в Safari.
Добро пожаловать в мир историй от Storytel!

Вы подписались на рассылку от Storytel. Если она вам придётся не по душе, вы сможете отписаться в конце письма.

Вы уже подписаны на рассылку
Ваш адрес эелектронной почты не прошёл проверку. Свяжитесь с нами