А мы точно хотим, чтобы имя Бориса Виана появилось на корешках наших любимых книжек в мягких обложках с золотым теснением? Таким вопросом задалась французская пресса, когда издательство «Галлимар» объявило, что планирует издать в 2010 году — по случаю девяностолетия Виана — его полное собрание сочинений в коллекции «Плеяда». Но ведь под этими обложками выходят только признанные писатели! И не больше 12 имен в год! И лишь после длительных обсуждений и споров в читательском комитете! Достоин ли Виан, автор, которого во Франции больше всего любят подростки, а литературоведы не слишком принимают всерьез, чтобы в два тома — каждый почти по 70 евро, даже для читающей Франции это дорого — вошли бы его 10 романов, 60 повестей, 10 пьес, 500 песен и 30 сценариев?
Все это Виан написал за свои неполные 40 лет. Точно знал, что умрет рано, говорил об этом своим друзьям. Причина мрачных предсказаний — не природная мнительность, а сердечная болезнь. Виан знал, что жизнь его будет не очень длинной, поэтому, как писал в тексте одной из своих песен, «нужно успеть повеселиться до того, как небо свалится нам на голову».
«В свои 36 он считал себя стариком и полагал, что уже прожил несколько жизней»
Клер Жюйяр, автор биографии Виана, рассказывает, что писатель делал все, что запрещали ему врачи: спал по 4 часа, работал как сумасшедший, играл на трубе и плавал под водой. «В свои 36 он считал себя стариком и полагал, что уже прожил несколько жизней», — рассказывает биограф на радио France Culture. Помимо писательства — которое при жизни не принесло ему успеха — Виан работал инженером, организовывал джазовые вечеринки и мастерил складные стулья в своей двушке на Монмартре, в бывших мастерских «Мулен Руж». Там до сих пор хранится его печатная машинка, проигрыватель, на котором 24/7 звучал Дюк Эллингтон, и серебряные туфли его жены Урсулы, актрисы и танцовщицы.
Квартира писателя — не музей, но попасть туда можно: достаточно отправить рукописное письмо ее нынешней хозяйке, подруге Урсулы и хранительнице наследия Виана. Ее зовут Николь Бертольт, она обязательно ответит и уточнит, в какой день ей было бы удобно вас принять. Вианы прожили в этой квартирке с выходом на крышу и видом на знаменитое кабаре с 1953 по 1959 год. Их соседом по лестничной клетке был поэт Жак Превер. Урсула говорила в одном из интервью, что в их доме царила примерно та же атмосфера, что и в «Пене дней», самом знаменитом романе писателя. «Виан не изобрел пианино, которое готовит коктейли, но, думаю, это вполне было бы ему по силам», — отмечала Урсула. Пара обожала готовить и делала это по поваренной книге Жюля Гуффе — так же, как и Клоэ и Колен. В квартире Вианов все время что-то булькало в синей кастрюльке: гости, приходя в их убежище, приносили кто кусочек сала, кто репу, кто морковь. Все это шло в суп, и Раймон Кено, Жорж Брассенс или Жан-Поль Сартр могли быть уверены: у Вианов их точно накормят горячим ужином.
В квартире Вианов все время что-то булькало в синей кастрюльке: гости, приходя в их убежище, приносили кто кусочек сала, кто репу, кто морковь. Все это шло в суп, и Раймон Кено, Жорж Брассенс или Жан-Поль Сартр могли быть уверены: у Вианов их точно накормят горячим ужином.
Читайте также
В квартире Вианов есть и часы, по которым писатель сверял время. Старался не терять ни секунды. И если он не мастерил новый стол, полки для книг или кровать в форме лодки (интересно, что его мастерская находилась в пристройке, где когда-то местная предсказательница гадала на картах), — он писал. «Часто писатели — это выросшие больные дети», — говорит Клер Жюйяр. Когда Виан в 12 лет подхватил ангину, которая дала осложнение на сердце, родители окружили его такой неусыпной заботой, что большую часть времени ему не оставалось делать ничего иного, как лежать в постели и читать. Виан прочел всех французских классиков, а еще Дефо, Стивенсона и Кэрролла. Он возненавидел бездействие и закрытые окна. В его квартирке на Монмартре они часто будут открыты.
«Папа и мама все время за меня боялись», — так о своих родителях говорил Вольф, персонаж автобиографического романа Виана «Красная трава». «Я не мог высовываться из окна, переходить улицу в одиночку. Стоило подуть ветру, как на меня надевали тулуп, и зимой и летом мне приходилось носить растянутую желтую шерстяную кофту. До пятнадцати лет мне не разрешалось пить ничего, кроме кипяченой воды. Однажды на улице я встретил молодых людей, которые прогуливались, небрежно неся плащ в руке, в то время как я потел в толстом зимнем пальто. Мне стало стыдно», — пишет Виан.
Учеба в одной из самых престижных высших школ Франции казалась ему не менее скучной, чем проведенные в постели отроческие годы. «Людей заставляют поверить, что инженер и ученый — это представители элиты. Какая чушь! — пишет Виан в „Красной траве“. — И никто в это не верит, кроме самих так называемых представителей элиты. А ведь боксу выучиться сложнее, чем математике! Иначе у нас было бы больше уроков бокса, чем арифметики. Все могут получить аттестат зрелости, но подсчитайте тех, кто способен поучаствовать в соревнованиях по десятиборью? Гораздо лучше выучиться, как следует заниматься любовью, чем корпеть над учебником по истории!»
Сам Виан кроме основ инженерного дела учился играть на трубе, писать музыку и выступать на вечеринках. Шла Вторая мировая, Франция была оккупирована, парижане сочиняли контркультуру «зазу», и Виан — не принадлежа ей — всячески этому сочувствовал. Зазу слушали джаз, носили клетчатые пиджаки и башмаки на платформе, любили все американское, парни отращивали волосы, а девушки надевали юбки короче, чем это было принято. Когда в Париже была объявлена охота на евреев, зазу нашили на свои модные кофты желтые звезды, где было написано «свинг» или «гой». Их даже по ошибке как-то арестовали и отвезли в сортировочный лагерь в Дранси, но потом отпустили. Кредо зазу: если все окружающие сошли с ума — а остановить этих безумцев нет никакой возможности, — остается только своим поведением подчеркнуть абсурдность всего происходящего.
Все уродливо — кроме любви
Наблюдая за оккупацией, Виан, кажется, понимает, какой убийственно страшной становится жизнь, если лишить ее импровизации, воображения и творчества. Какой опасной может быть серьезность и какой спасительной — шутка. Об этом Виан и напишет свой роман «Пена дней». Это случится в 1947-м. Виан выполнит всю работу за три месяца. «Есть только две вещи: любовь, которой имеет смысл заниматься всеми возможными способами с красивыми девчонками, и музыка Нового Орлеана или Дюка Эллингтона. Все остальное должно исчезнуть, так как все остальное уродливо», — заявит он в предисловии. Виан создает на страницах книги причудливый мир, где домашние мыши играют с солнечными зайчиками, а облака обнимают влюбленных и пахнут сахаром и корицей. Это мир, в котором остается смерть — как неизбежное зло, но в нем нет войны: люди в полной мере осознали, как непростительно глупо убивать себе подобных.
Эту же мысль Виан позднее повторит в песне «Дезертир». «Господин Президент, не хочу вас расстраивать, но я намерен дезертировать. Я буду ходить просить милостыню по дорогам Франции, от Бретани до Прованса, и говорить людям: „Прекратите подчиняться. Откажитесь идти на войну“. А если кому-то следует пролить кровь, пролейте лучше вашу, господин Президент. А если вы отправите за мной погоню, предупредите ваших жандармов, что у меня не будет оружия и что они могут стрелять».
С «Пены дней» Виана начинается современное европейское общество с его обещанием долгой мирной жизни. Она так же обаятельна и переполнена смыслами, как маленькая парижская квартирка Клоэ и Колена или Бориса и Урсулы, где писатель играет на купленном на барахолке пианино, на плите кипит котелок, а неизбежный конец отодвигают как можно дальше новые букеты цветов.
«Франция — это страна, в которой наказывают писателей, которые слишком сильно радуются жизни. Их любят, когда они вызывают смех, но не тогда, когда смеются сами».
Читайте также
При жизни автора «Пена дней» не пользовалась большим успехом. Как сказал о Виане Фредерик Бегбедер, «он не относился к себе с той долей серьезности, чтобы вызвать ее у окружающих». И еще: «Франция — это страна, в которой наказывают писателей, которые слишком сильно радуются жизни. Их любят, когда они вызывают смех, но не тогда, когда смеются сами».
«Пена дней» предвосхитила 1968 год с его студенческими революциями и переосмыслением привычных иерархий и авторитетов. Книгу оценят позднее, а еще она станет культовым романом у французских подростков. «Меня всегда поражало, как моим ученикам нравились языковые вывихи Виана, — говорил Даниэль Пеннак. — И это через 50 лет после того, как роман был написан! Он остается удивительно современным, и благодаря Виану дети наконец понимают, как устроена метафора!» «Борис Виан не тот автор, который смотрит на вас свысока и хочет преподать вам урок, — объясняет Кристель Гонзало, один из редакторов собрания сочинений Виана, также полюбившая его книги в юности. — Виан ироничен, доброжелателен, не стремится задавить авторитетом, он словно стоит рядом с вами, он на вашей стороне. Когда я стала читать Виана в 14, то с удивлением отметила, что автор из школьной программы может, оказывается, быть по-настоящему интересным».
Вечно молодой Борис Виан
Виан в течение жизни часто менял жанры, пробовал свои силы в написании сценариев и детективов. «Я приду плюнуть на ваши могилы» — розыгрыш, попытка автора сымитировать американских мастеров криминального жанра. Он даже подписывает эту рукопись не своим именем, а псевдонимом «Вернон Салливан», себя же обозначает как переводчика. Роман пользуется успехом у публики, однако откровенные сексуальные сцены вызывают возмущение у сторонников строгих нравов, на книгу подают в суд. Виану приходится в спешке писать текст на английском, чтобы доказать: он всего лишь переводчик. Позднее правда откроется. Виану, к счастью, удастся избежать судебного приговора, но не репутации ремесленника-детективщика. Его просят написать еще парочку романов «в американском стиле». Серьезные же вещи — «Осень в Пекине» или «Сердцедер» — остаются практически незамеченными. «Я пытался рассказать людям истории, которые они еще не читали! Как же я был глуп!» — воскликнет Виан с горечью.
Виан и его игры слов, заголовки, не имеющие ничего общего с содержанием романов, сказка, черный юмор и подчеркнутая несерьезность всего происходящего слишком новы и непонятны читателю Франции эпохи де Голля. В 50-е привычный порядок еще стоит в гостиной, как бабушкин шкаф. Уже через пару лет он рассыплется от ветхости — и его поменяют на нечто новое, разноцветное и блестящее. Пока же его крепость мало у кого вызывает сомнения. Но мог ли писать традиционные нравоучительные романы автор, родившийся в день, когда бастовали акушерки, и чьи похороны пришлись на забастовку могильщиков? Как тут избежать абсурда?
Виан умер — как и сам думал — в свои неполные сорок на премьере фильма по его книге «Я приду плюнуть на ваши могилы». «Настоящий роман-проклятье, — скажет позднее в интервью его вдова Урсула. — Что бы Борис ни написал позднее, ему все время припоминали этот текст, который он набросал за две недели по просьбе редактора».
«Настоящий роман-проклятье, — скажет позднее в интервью его вдова Урсула. — Что бы Борис ни написал позднее, ему все время припоминали этот текст, который он набросал за две недели по просьбе редактора».
Читайте также
В наше же время ни у кого не вызывает сомнений, что «если мы и говорим сегодня о Виане, так это потому, что он написал „Пену дней“», как недавно сказал Бегбедер. «Это настоящий эликсир молодости, и чем старше мы становимся, тем больше „Пена дней“ напоминает нам прустовскую мадленку. Когда я перечитаю его в свои 90, мне снова будет 14. Некоторые авторы быстро стареют, а другие, наоборот, мешают нам постареть».
Достоин ли Виан издаваться в коллекции «Плеяды», тоже больше ни у кого не вызывает вопросов. Опросив с десяток писателей в 2009 году, журнал L’Express с удовлетворением констатировал: «Абсолютное единение. Несогласных нет». «Я буду рад, когда, диктуя фамилии по телефону, люди будут говорить „В“ как „Виан“», — надеялся писатель. Не будет преувеличением сказать, что сегодня происходит именно так.
