Блог
Storyport

«Замолчи и выйди!»: рассказ о том, как меня выгнали из Литературного института

Поделиться в социальных сетях

«Мне напомнили про Кафку. Вина притягивает суд. Если выгнали — значит, было за что. Сначала извинись, а за что — поймешь потом. Ну? Я не извинился»: драматург и куратор «Гоголь-центра» Валерий Печейкин рассказывает о том, почему он так и не стал настоящим Дипломированным Писателем.

«Замолчи и выйди!»: рассказ о том, как меня выгнали из Литературного института — блог Storyport

«Замолчи и выйди!»: рассказ о том, как меня выгнали из Литературного института

Я был счастлив, когда поступил в Литературный институт. Ведь я еще не знал, что через год меня оттуда выгонят. И говорил себе: «Наконец смогу заниматься литературой! Говорить о прозе! Писать ее!» Но все оказалось гораздо прозаичней.

В 2007 году я приехал в Москву из Ташкента, и жить мне было негде. Я узнал от знакомых, что при Литинституте есть Высшие литературные курсы, которые дают общежитие. Это была комната на улице Добролюбова: светло-грязные стены, ковролин на полу, одно окно. Меня поселили с поэтом из Сергиева-Посада. Осип Брик говорил, что в хороших стихах запоминаются хорошие строчки, а в плохих — плохие. Но, увы, я не могу вспомнить ни хороших, ни плохих строк своего соседа. Я помню только, что он не хотел мыть общую сковородку. Но в целом был хороший парень. Ярослав.

В приемную комиссию я подал две папки с текстами — с дебютной пьесой и дебютным романом. Роман назывался «Город под солнцем», имел семь частей — «красный понедельник», «оранжевый вторник», «желтая среда» и так далее. Короче говоря, цветик-семицветик. Мой авторский стиль тогда напоминал творчество сына Юрия Мамлеева и Оскара Уайльда. В одном из рассказов был описан страшный сон героя, в котором он видел Христа-зомби. Тот восставал из гробницы. Это была чудовищно написанная чудовищная сцена. В моем романе было много юношеского макабра. Но именно с этими текстами меня приняли в мастерскую прозы. Я удивился: неужели их оценили? Через год я узнаю правду: на платные курсы берут всех. Есть деньги — учись.

Мой авторский стиль тогда напоминал творчество сына Юрия Мамлеева и Оскара Уайльда. В одном из рассказов был описан страшный сон героя, в котором он видел Христа-зомби.

Наконец я на первом занятии. Здесь я увидел мастера — им оказался Андрей В. Он произвел на меня прекрасное впечатление. Благообразностью, вежливостью, сдержанностью. Я узнал, что в свое время он окончил медицинское училище, а род его восходил к святому архиепископу Луке. Он был настоящий писатель: с биографией и библиографией. Мы заговорили о Кафке. Мастер обратил внимание, что сам Кафка, будучи автором «холодных» текстов, любил жизненную страсть. Однажды провел ночь за чтением повести Александра Неверова «Ташкент — город хлебный». О чем это говорит? Даже внутри Кафки светил свет здоровья! Я понял, что мастер будет меня лечить. Я буду выздоровевшим Кафкой. Ура.

Итак, мы начали обучение. Тексты студентов разбирали в алфавитном порядке. Мы читали и обсуждали сочинения друг друга — бытовую прозу, любовную, армейскую и даже религиозную. Так, однокурсница Дарья О., работавшая в фонде Андрея Первозванного, сочиняла «православные рассказы».

До буквы «П» шли почти год. И вот наконец — Печейкин. Я пришел на пару, сел за парту, открыл ноутбук, куда собирался записывать советы, комментарии, крики. Но вдруг вместе с мастером в аудиторию вошел какой-то человек. Он оказался писателем. Писатель сел и стал рассказывать о своем творчестве. Наверное, что-то глубокое и важное, но я просто не мог этого расслышать. Он говорил о себе, а не обо мне! Когда же будут обсуждать мои тексты? Те, ради которых я пришел в этот мир! Приехал в этот город, на этот семинар! И год сижу среди портретов Платонова… Прошел час, полтора… Затем семинар закончился.

Мы поблагодарили писателя, он поблагодарил нас, а затем исчез как земная слава. Я набрался сил и задал мастеру вопрос: «Простите, а что же с моими текстами?» Мастер спокойно и просто сказал, что роман мой прочел… но обсуждать в нем нечего. Это не литература, это за гранью литературной этики. И вообще: «Нельзя писать простатой». Про-ста-той. Поэтому в следующий раз мы вновь обсудим православную прозу моей однокурсницы. Лучше дважды обсудить добрые рассказы, чем один раз — злобные. «А теперь запишите домашнее задание…» Задание было такое: написать современную сцену искушения Фауста. Что такое продать душу сегодня? Каков сегодняшний Мефистофель? Расскажите об этом.

Я был в гневе. Мастер отказался обсуждать мои тексты! Тогда верните мои деньги! Верните год жизни! Выньте из моих ушей идиотские рассказы о юности, службе на флоте, юродивых — обо всей этой чепухе. Зачем я все это слушал? Черт. Я был в дьявольском гневе.

Ну, хорошо, я сочиню вам заново «Фауста» Гёте… Я открыл ноутбук и начал писать. Сидит Фауст, входит Мефистофель. Продавай, говорит, душу. Дам что попросишь. Только хочу убедиться, что у тебя есть душа. Есть один способ проверить… Какой? Ха-ха. Сними штаны и открой рот. Если ты внутренне пуст, то я увижу тебя насквозь. Так Мефистофель делает из Фауста подзорную трубу. И смотрит на небо и престол Божий — место, откуда был низвергнут Сатана. В тексте рассказа обыгрывались слова, созвучные «простате» — «простота», «просто», «прости». Название «A (g)nus Dei».

Сюжет такой: однажды зимой Маша пропала. Всю зиму друзья молились Богу о спасении Маши. Но она не вернулась. А весной в лесу нашли Машин труп. Друзья стали молиться Богу о спасении Машиной души. Конец.

Рассказ я отправил, но на следующее занятие не пошел. Заболел. На занятии обсуждали чужие домашние задания. В них современные мефистофели искушали фаустов деньгами, наркотиками и проституцией. Фаусты вяло отбивались. Мастер вновь отказался обсуждать мой текст, сказал коротко: «Печейкин такой молодой, а уже исписался». Ну, бывает. Осталось доучиться и разойтись.

Катастрофа случилась внезапно. В мой день рождения. Именно в этот день мы разбирали православную прозу Дарьи О. Там был рассказ, который я запомнил на всю жизнь. Про девочку Машу. Сюжет такой: однажды зимой Маша пропала. Всю зиму друзья молились Богу о спасении Маши. Но она не вернулась. А весной в лесу нашли Машин труп. Друзья стали молиться Богу о спасении Машиной души. Конец.

Все были в ужасе от рассказа. В финале, когда находили Машин труп, автор называла его «подснежником». И недоумевала: в чем дело? Ведь подснежник — прекрасный цветок. Прекрасный, как и душа невинной героини! Автору советовали добавить в финал проблеск надежды. Дарья предложила вставить какую-нибудь молитву. Этого будет достаточно? Аудитория загудела, что молитвой дело не спасешь и вообще в тексте много православия. Мастер спросил, есть ли кто-нибудь, кто хочет защитить православный рассказ? Кому он понравился?

«Мне!» — я поднял руку. Я стал защищать христианскую литературу. И говорил так: вы хотите переделать не рассказ, а автора. Да, текст корявый, но графомания работает в нем лучше литературных штампов. Если его переписать — уйдет весь ужас. Но вера должна смотреть в глаза этому ужасу. А не туда, где литературность, ложная гармония и просто скука. Великий постмодернизм учит нас: мы все разные и равные. Вот православный автор, вот я, вот вы… «Замолчи! И выйди!» — крикнул мастер.

Я замолчал. В аудитории тоже молчали. Все смотрели на мастера. Он был красный. Писатель, фельдшер, родственник святого. Мне было стыдно, что я вывел из себя такого человека. Всегда сдержанного и вежливого.

— Я, конечно, выйду. Но почему на «ты»?

— Уходите с моего семинара.

Я встал, собрал вещи. Обидно слышать такое в день рождения. Дарья протянула подарок — «Закон Божий». Толстая книга в зелено-золотой обложке. Я взял «Закон» и пошел к выходу. Остановился на пороге, оглянул аудиторию. Все-таки я ждал, что кто-нибудь меня защитит. Но защитников не нашлось: мастер был красный и страшный. В этот момент я понял, что никогда больше сюда не вернусь. Не подойду к портрету Платонова на стене, не прочту внимательно цитату. О том, что следующей книги у писателя не будет, все нужно говорить здесь и сейчас. А если не сказал, то прощай. Я прощался. Все, что от меня останется, — это графоманский роман и рассказ о заднице Фауста.

«Ну как за что?» Мне напомнили про Кафку. Вина притягивает суд. Если выгнали — значит, было за что. Сначала извинись, а за что — поймешь потом. Ну?

На следующий день я пришел в учебную часть: «Здравствуйте. Меня выгнали. Что делать?» Посоветовали извиниться перед мастером. «За что?» — недоумевал я. «Ну как за что?» Мне напомнили про Кафку. Вина притягивает суд. Если выгнали — значит, было за что. Сначала извинись, а за что — поймешь потом. Ну?

Я не извинился. Через две недели я перешел на семинар драматургии. Но оттуда меня тоже выгонят. Впрочем, это уже другая история…

С тех пор прошло много лет. Я забыл, что когда-то хотел стать писателем. Диплом мне не дали. Единственное, что до сих пор беспокоит, — это рассказ про Машу. Сама ли она умерла? Что видела перед смертью? Кто отнял ее жизнь?.. Маша уже не поцелует красивого мальчика… А, может быть, за этим она и пошла в лес? Я не знаю. Бог знает.

Фотография: pexels.com

Добавьте нас в закладки

Чтобы не потерять статью, нажмите ctrl+D в своем браузере или cmd+D в Safari.
Добро пожаловать в мир историй от Storytel!

Вы подписались на рассылку от Storytel. Если она вам придётся не по душе, вы сможете отписаться в конце письма.

Вы уже подписаны на рассылку
Ваш адрес эелектронной почты не прошёл проверку. Свяжитесь с нами