На погосте живучи, всех не оплачешь. Я наблюдаю из окна своей кухни, как напротив через дорогу идет стройка. Каркас будущего дома стремительно растет. Расширяется, возвышается и, кажется, углубляется. Этажей становится все больше. Теперь работы достигли уровня моей квартиры: я даже могу расслышать песню строителя на непонятном, судя по всему, тюркском языке. Темпы строительства впечатляют. Думаю, к осени объект будет сдан. Территорию обсадят выстриженными кустами, проведут посыпанные гравием дорожки, устроят детскую площадку. Жилой дом потихоньку станет наполняться новоселами со всей сопутствующей их быту атрибутикой, радостной и горестной: пьянками, поминками, адюльтерами, старыми Новыми годами и так далее.
Раньше на этом месте была автостоянка, еще раньше — бесхозный пустырь, еще раньше — знаменитый Бауманский рынок. Его возвели в 1974 году. Рынок напоминал летающую тарелку: в то время подобные архитектурные эксперименты любили. На конкурсе в Лондоне проект даже вошел в десятку лучших. Долгие годы рынок обеспечивал бауманцев продуктами питания, пока в феврале 2006-го не случилась трагедия: под тяжестью снега крыша обрушилась. Погибли шестьдесят восемь человек. В ходе спасательной операции удалось извлечь из-под обломков живыми еще около тридцати человек. Погибшие и раненные преимущественно были выходцами с Кавказа и Средней Азии. Я даже не исключаю, что строитель, чью песню я слышу каждый день, в каком-то колене приходится родственником одной из жертв. Кто знает.
Вот прошло уже четырнадцать лет. Возраст, когда россиянин получает паспорт. Я, например, в четырнадцать лет впервые попробовал водку. Понравилось. Водка и паспорт: гражданская и культурная инициация для каждого россиянина. За эти годы на месте Бауманского рынка не был разбит парк со скорбной стеллой посредине (разумеется, работы Зураба Церетели). Даже не появилось памятной таблички с именами погибших. Это можно если не принять, то понять: в районе Немецкой слободы издревле селились инородцы. Поляки, немцы, шведы. К примеру, Иван Васильевич Грозный в свое время сжег Немецкую слободу дотла. Без особых причин.
Весь наш мир состоит из следствий, точных причин которых мы никогда не узнаем (кстати, может быть, имеет смысл создать причинно-следственный комитет России?).
И ни одного напоминания. Ни кирхи, ни часовенки. Если бы таковые и имелись, после революции их непременно бы снесли. И кто узнает, какие еще трагедии произошли тут за пять столетий существования слободы? Мало ли что тут еще случалось? По иронии судьбы в двухстах метрах от бывшего рынка располагается Следственный комитет России. Это такой тридцатиэтажный стеклянный куб. Туда и сюда шныряют черные авто с красной полосой на борту. Преимущественно с включенными мигалками и орущими сиренами. Это понятно: служащие комитета привыкли выяснять следствия быстро, без проволочек. На дорогах им положен приоритет. Они знают свое дело. Да, но ведь весь наш мир состоит из следствий, точных причин которых мы никогда не узнаем (кстати, может быть, имеет смысл создать причинно-следственный комитет России?).
Так вот, погибшие работники рынка не были знаменитыми первопроходцами, космонавтами или естествоиспытателями, не забивали победный гол на чемпионатах мира. Они продавали кинзу, творог и помидоры. Наверное, частенько обсчитывали покупателей, недовешивали (иной торговец обманывает не по подлости душевной, а, скорее, так, из чувства спортивного азарта). Они лузгали семечки, а шелуху выплевывали в стакан. Они раздражали местных жителей своей гортанной, гаркающей речью, золотыми коронками и мутной историей происхождения. Ведь нам все должно быть друг про друга ясно. То есть не так: мы обожаем тайны сильных мира сего и не выносим тайны тех, кто ниже нас. Почему они к нам приехали? Почему им не сиделось дома?
Мы можем только предполагать. Также никто не выяснил точную причину обрушения рынка. В совокупности: ошибка проектирования (кстати, тот же инженер строил печально известный аквапарк «Трансвааль»), нарушение правил эксплуатации, недосмотр технического состояния здания. В общем, так или иначе, трагедию, произошедшую 23 февраля 2006 года, решили никак не увековечивать.
Я смотрю на каркас будущего дома и думаю: жильцы рано или поздно наверняка узнают о судьбе места, на котором они купили себе квартиры. Это будет не очень приятно, но не более. Ведь, в конце концов, вся земля — большое кладбище. И тут не до поверхностного суеверия. Любой дом со временем начинает концентрировать в себе все прелести человеческих поступков. И хороших, и плохих. О старых улицах или районах и говорить не приходится. Если много об этом думать, можно и тронуться. Тогда и твое сумасшествие станет вехой в истории дома, еще одной мрачной частушкой в его фольклоре. И соседи будут перешептываться, указывая сигаретой в сторону пустующей квартиры: «Как там, интересно, наш псих поживает? Буйствует, поди?»
Всеволод Игоревич положил голову на ладонь, улыбается, все повторяет: «Кушайте, Гриша, кушайте». Слово еще такое. Может, старость начинается тогда, когда больше не бесит слово «кушать»?
Когда я пишу эти строки, в моем доме внезапно отключается электричество. Проходит час, другой. В ЖЭКе не берут трубку. В холодильнике пусто, поэтому портиться нечему. Проходит еще два часа. Настойчивый стук ногой в дверь. Открываю. Сосед с нижнего этажа держит в руках кастрюлю.
— Вы тоже безработный?
— Нет. Я актер (почему-то никак не могу привыкнуть говорить: «Я писатель», — это ответственность высшего эшелона).
— Звезда кино?
— Скорее астероид театра.
— Я вчера борщ сварил. Спасайте. А то испортится.
— Да я как-то…
— Только не говорите, что вы уже обедали.
— Я еще не обедал.
Сидим у меня на кухне. Всеволод Игоревич положил голову на ладонь, улыбается, все повторяет: «Кушайте, Гриша, кушайте». Слово еще такое. Может, старость начинается тогда, когда больше не бесит слово «кушать»? Оказалось, что строители повредили какой-то важный кабель и обесточили три дома в округе. А борщ очень вкусный. И соседи у меня хорошие. Зря я на них наговариваю. Еще я думаю, что мир похож на огромную многоэтажку с хрупкими стенами. И если неаккуратно вбил гвоздь у себя в квартире, будь уверен, что у кого-то на другом конце дома рухнут настенные часы или, к примеру, отвалится карниз.
Автор фотографии Григория Служителя – Татьяна Дзельскалей
