Удивительно, как быстро мы привыкаем к тому, чего не было раньше. Теперь даже нельзя себе представить, что еще совсем недавно, году в 2000-м, человек выходил из дома и с ним никак нельзя было связаться, пока он не вернется — не прошагает до дома от метро, не поднимется на лифте и не откроет дверь квартиры ключом. В юности у меня был такой муж: он мог выйти за хлебом, а потом три дня от него не поступало вестей, пока мне не звонили с требованием сходить в Сбербанк и оплатить квиточек из вытрезвителя. А теперь как: пишешь сообщение в любом из десятка мессенджеров или даже записываешь голосовое. Если очень злишься, можно и позвонить.
У меня волосы начинают шевелиться, когда я вспоминаю, как в нулевые выходила к проезжей части, голосовала и садилась в первую же притормозившую машину, если устраивала цена. Мне казалось, что я по лицу водителя могу определить, зарежет он меня или нет. Я, например, никогда не садилась в авто, в котором играло радио «Шансон», вот такой у меня был критерий отбора. Раз с этими людьми у меня разные эстетические системы, считала я, то и этические, возможно, тоже.
Меня не останавливало даже то, что я лично знала девушку, которая села вот так в машину — и не вернулась. Поэтессу Соню я встретила в гостях; она мне очень понравилась, и я собиралась с ней подружиться. А она в какой-то момент пропала. Нашли ее через несколько месяцев, когда сошел снег: водитель завез ее в Подмосковье, изнасиловал и убил. После этого случая я стала чуть более подозрительной, но продолжала ловить бомбил — было такое специальное слово. А что оставалось делать? Приложений для заказа такси еще не придумали.
Одно было хорошо: мне попадались люди из других миров, которых я бы иначе не встретила. Я слышала удивительные истории. Например, однажды я пыталась уехать в свой спальный район с Мясницкой. Останавливались и жигуленки, и старые раздолбанные иномарки — и никто не хотел меня везти, потому что предлагаемая мной цена казалась им слишком низкой. И вдруг затормозила роскошная новая бэха. Внутри — молодой человек с внешностью киноактера и ослепительной улыбкой, который сразу согласился на названную мной сумму. Едем. Мне, разумеется, ужасно любопытно, что происходит, и я начинаю его расспрашивать. А он добродушно отвечает: «Деньги нужны! А что, работаю в ФСБ, машина служебная, зубы вот вставил бесплатно. Но жить-то надо на что-то, детей кормить! Нам платят копейки. Вот и таксую после работы».
У меня волосы начинают шевелиться, когда я вспоминаю, как в нулевые выходила к проезжей части, голосовала и садилась в первую же притормозившую машину, если устраивала цена. Мне казалось, что я по лицу водителя могу определить, зарежет он меня или нет.
Читайте также
Иногда я сталкивалась с иными способами жить и думать — такими, что вспоминала о них потом многие годы, чтобы не пребывать в уверенности, будто все вокруг такие, как я. Скажем, еду я как-то с молодым человеком лет двадцати пяти. Симпатичный и добрый. Говорим о том, как важно иногда отдыхать с пользой для интеллекта. Я задвигаю насчет чтения книг — любимая моя тема. А он говорит: «Мы тоже с женой любим иногда отдохнуть. Приедем на парковку, встанем. Я пиво пью, она семечки щелкает. Хорошо!»
Поскольку я работала в глянцевых журналах, порой мне удавалось заглянуть и в особый, неприступный мир — мир огромных денег. В 2008 году Даша Жукова, тогдашняя девушка Абрамовича, открывала арт-центр «Гараж». Мероприятие было не только грандиозным, но и секретным: изданию, где я трудилась, сообщили, что я буду единственным журналистом, которого туда допустят. (Подозреваю, что это могло быть неправдой, но других журналистов я там действительно не встретила.) Гостей было несколько сотен, причем часть из них привезли из Лондона специальными самолетами — это были звезды британского искусства и коллекционеры. В огромном здании бывшего автобусного гаража расставили длиннющие столы и застелили их идеально белыми скатертями. Кейтеринг-компания тоже прилетела из Лондона вместе со всеми продуктами.
Что они там наколдовали, я уже не помню, но что-то невероятно вкусное, и было понятно: да, из российских продуктов такого не сделать. Абрамович рассеянно улыбался. Джефф Кунс ходил важный. Дорогие вина лились. Все это было изысканно до невозможности. Но апогеем всего должен был стать концерт Эми Уайнхаус, ради которого, я подозреваю, многие туда и пришли — по крайней мере, я точно. В заявленное время она не вышла на сцену; не вышла и через два часа. Гости напивались. Наконец дива появилась из-за кулис и начала выступать. Или как минимум пытаться: ей было трудно стоять, она роняла микрофон и не попадала в ноты. Но публике было уже все равно: те, кто приехал из Лондона, хором пели за нее песни и танцевали, обувшись в батоны хлеба, которые почему-то лежали вокруг в огромных количествах.
Наконец дива появилась из-за кулис и начала выступать. Или как минимум пытаться: ей было трудно стоять, она роняла микрофон и не попадала в ноты. Но публике было уже все равно: те, кто приехал из Лондона, хором пели за нее песни и танцевали.
Читайте также
Кстати, несмотря на любовь к Уайнхаус, хочу отметить выгодно отличившегося на ее фоне отечественного исполнителя. Примерно в то же самое время я отправилась на мероприятие в легендарный клуб не то «Осень», не то «Лето» — они были сезонными и переезжали из помещения в помещение. Этот находился в Третьяковском проезде, и гвоздем вечера должен был стать певец Шура. Он появился на сцене почти без опоздания, но в такой же кондиции. Даже хуже: он вообще не мог устоять на своих огромных шпильках и постоянно падал, причем хватался за портьеру и в какой-то момент упал вместе с ней — его даже шандарахнуло карнизом по голове. При этом он пел не переставая и попадал во все ноты, в том числе самые высокие. Я находилась прямо у сцены и гарантирую: он пел вживую. Вот это профессионализм!
Чем еще мне запомнились нулевые? А, вот чем: работать над собой тогда еще не было модно. Много лет подряд я брала интервью у певиц, актрис и светских девушек, которые украшали обложки журналов. Так вот, ровно до того момента, как часы пробили 2010-й, на традиционный вопрос о том, как они сохраняют и приумножают свою красоту, все они твердили одно и то же: «Я ничего не делаю! У меня это от природы». А потом, когда поменялся цайтгайст, они очень резко переобулись, и оказалось, что они годами, а то и десятилетиями не едят мучного и сладкого, по три часа в день проводят в спортзале и красота их — изнурительный каждодневный труд. И вот этому я точно рада: когда люди перестают врать, это безусловный прогресс, как и появление у каждого мобильных телефонов и приложений по вызову такси. Так что нулевые я вспоминаю с нежностью, но без ностальгии.
Фотография: pexels.com
