В просвещенном обществе, а мы с вами, конечно, к нему относимся (вернее, сами себя относим), когда заходит разговор о сказках, рано или поздно звучит сакраментальное: «На самом деле все было не так».
Если открыть красивые (даже слишком!) сборники сказок, лежащие на полках в наших книжных, то и правда захочется воскликнуть: нет, не так! Что за клюква? Откуда столько добра и любви в «Золушке» и «Белоснежке»? Где «добрым молодцам урок»? Как отыскать в бочке меда хотя бы наперсток дегтя? Но первая реакция — ошибочная. Сказка — даже самая известная — не библейский текст. Она предназначена не для перечитывания, а для пересказывания, а значит, в ней есть место фантазии и личности рассказчика.
«Золушка»: где моя хрустальная туфелька, сэр?
Большинство сказок, которые стали широко известны благодаря сборникам Шарля Перро (1697) и братьев Гримм (первая версия — 1812), не написаны, а записаны ими со слов одного или нескольких рассказчиков. В отдельных случаях, если говорить о Гриммах, мы знаем их имена. Мы можем проследить историю некоторых сюжетов до древних времен. Так, первая известная нам версия «Золушки» рассказана Страбоном в XVII книге в его знаменитой «Географии», законченной к 7 году до нашей эры. Там фигурирует похищенная пиратами и проданная в рабство богатому египтянину прекрасная гречанка, которой хозяин подарил золотые сандалии. Бог Гор в виде орла заметил девушку, похитил одну из сандалий и принес фараону. Далее началась хорошо знакомая нам история поиска невесты. Вы видите, что хрустальная туфелька была «на самом деле» золотой сандалией.
Кстати, хрустальность туфельки (у Гриммов она из золота) — под вопросом. Бальзак считал, скажем, что, записывая сказку с чьих-то слов, Перро ошибся. Туфелька была меховой (мех и стекло, vair и verre по-французски — омофоны).
Читайте также
Кстати, хрустальность туфельки (у Гриммов она из золота) — под вопросом. Бальзак считал, скажем, что, записывая сказку с чьих-то слов, Перро ошибся. Туфелька была меховой (мех и стекло, vair и verre по-французски — омофоны). Если это и так, то случилось чудо пересказывания сказки — появилась гениальная деталь: хрустальная туфелька — волшебный предмет, невозможный в жизни, который можно разбить (как утратить невинность) лишь раз и невозможно разносить, как меховую или кожаную обувь.
Помимо туфелек, бессмертная отсебятина Перро — сапоги кота! Хорошо, что некому было остановить руку академика-пенсионера, предостеречь его от искажения древних сюжетов. А в «Мальчике-с-пальчике» нашел отражение страшный голод, случившийся в конце XVII века. Именно поэтому родители, которым буквально нечем было кормить детей, отвели их в лес и оставили там. И так далее. Так почему современные писатели и кинематографисты вдруг должны следовать какому-то призрачному канону? Они и не следуют. Впрочем, чтобы добавить великой сказке деталь, которая выживет в других пересказах, надо быть гением. Большинство современных сказочников добавляют не деталь, а контекст, предлагая сюжету соответствовать эстетике и этике нового дня.
«Красная Шапочка»: чудеса превращения
Скажем, как менялась «Красная Шапочка»? Да-да, она менялась и меняется! У Перро сказка заканчивается трагедией — бабушка и девочка съедены. Следует строгое моралитэ в стихах, раскрывающее замысел француза: оказывается, речь идет об опасности встречи юной девственницы с матерым соблазнителем. Гриммы повернули тот же сюжет совершенно в другую сторону. Во-первых, к свету и спасению женщин и к погибели волка. Во-вторых, к строгому национальному правилу немцев: «Порядок превыше всего». Нельзя нарушать обещание, данное старшим, и ходить в лес не той дорогой.
Дальше — больше. В «Классной Красной Шапочке», анимационном фильме Текса Эвери (1943), герои сказки бастуют и требуют перенести их в мегаполис, где простоватый гангстер Волк, которому не по зубам певичка Шапочка, чуть не оказывается жертвой изнасилования со стороны светской дамы Бабушки и в итоге с криками «Дались мне эти бабы!» кончает с собой. А помните советский музыкальный фильм «Про Красную Шапочку»? Песня «Здравствуйте, горы вот такой вышины» — как раз оттуда. Там волки — родственники того, первого, убитого охотниками зверя — затевают месть, но в итоге оказываются куда лучше людей и неоднократно спасают героиню. Раса волков не хуже расы людей! Diversity в действии — в советском фильме 1977 года.
«Спящая красавица»: секс, насилие, поцелуй мачехи
Еще интереснее метаморфозы, связанные с сюжетом «Спящей красавицы». У Перро сказка называется «Красавица в спящем лесу», что точнее определяет то, что в сказке происходит, ведь в сон погружается не только принцесса, на которую наложила заклятие злая фея, но и целый мир вокруг нее — семья, замок, лес. Однако еще в 1632 году в Неаполе посмертно вышла книга Джамбаттисты Базиле «Сказка сказок», где смачным языком юга Италии, полным непристойностей, рассказано пятьдесят историй. В том числе и эта. Она называется «Солнце, Луна и Талия». Талия — имя принцессы. Ее берегут от льняной кострицы, ибо предсказано, что ее укол окажется смертелен.
В поисках сокола король заходит туда, находит Талию и… занимается с ней сексом. Никакого пробуждения. Оно случится много позже, когда у спящей Талии родятся от короля дети и один из них, потеряв грудь, присосется к пальцу матери и высосет кострицу.
Читайте также
По всему королевству убирают лен, льняную пряжу, но судьбы не избежать — сами понимаете. Появляется старушка, прядущая лен. Девушка просит дать ей тоже попробовать. И тут — укол, ранка, сон. Талию кладут спать в дом посреди леса (напоминание о каком-то древнем виде погребения?), и там она спит, пока в лесу не появляется молодой король. Он охотится со своей свитой, и его сокол залетает в домик, где спит принцесса. В поисках сокола король заходит туда, находит Талию и… занимается с ней сексом. Никакого пробуждения. Оно случится много позже, когда у спящей Талии родятся от короля дети и один из них, потеряв грудь, присосется к пальцу матери и высосет кострицу.
Пробуждение от векового сна — один из тех элементов сказки, который у всех пересказывателей звучит или выглядит по-разному. У Перро красавица проснулась потому, что закончилось действие заклятия. Немцы Гриммы посчитали, что нужно какое-то действие и, видимо вспомнив миф о валькирии Брунгильде, усыпленной — не подумайте плохого — колющим шипом, которую разбудил герой Зигфрид, усилили сказку тем самым поцелуем. И долгое время красавиц в книгах и фильмах будили поцелуем мужчины. Однако в эпоху новой этики сама идея, что без мужчины героиня не проснулась бы, начала казаться неприличной. Поэтому авторы фильма «Малефисента» (2014) поступили иначе: не поцелуй принца, а поцелуй мачехи пробудил героиню.
Сказка рождается заново
Вы и сами видите, как сказки, путешествуя через века от рассказчицы к рассказчице (а я настаиваю, что большую часть пути они проделали благодаря женщинам, которые «пряли поздно вечерком» и так, видимо, коротали время), менялись порой радикально. И продолжают меняться. Сказка рождается всякий раз заново, когда, например, мама начинает рассказывать ее своему ребенку. Думаю, что, сравнив сто версий «Красной Шапочки», или «Курочки Рябы», или «Золотой рыбки», воспроизведенных по памяти, мы были бы поражены различиями и многое узнали бы о рассказчиках.
Вот было бы замечательное исследование.
